Стоп, опять-таки. Что же это у нас получается? Сначала изымают купюры и карандаши, а потом устанавливают, что купюры нарисованы этими самыми карандашами? А где акт экспертизы? Только итоговое заключение на четверть странички – никакого поэлементного разбора предоставленных экспертам «улик». Да и сомнительно, чтобы одними карандашами можно было изготовить подделку «с высоким качеством». Все-таки меня на архивиста учили, в чем в чем, а в документах я понимаю. А купюры – это тоже документы: бумага, чернила, шрифты и все такое. Без клише, вручную, черта с два их нарисуешь. Да, может быть, изъятые «купюры» были эскизами для последующего изготовления клише. Но в экспертном заключении об этом ни слова…
Кроме этих бумажек, в папке еще было немало документов, но они не сообщили мне ничего нового. Протокол задержания, протоколы допросов, на которых Андрей упорно твердил, что нарисовал купюры просто так, для тренировки техники, и не имел намерения их сбывать или еще как-то использовать. И под занавес – протокол заседания суда. Где прокурор упирал на то, что подсудимый лжет насчет отсутствия у него преступных намерений. Одна купюра еще могла бы сойти за нарисованную без всякой цели, но три – уже никак. И в итоге – пять лет строгого режима.
Неудивительно, что прочитанное меня просто взбесило. Причем злился я не только на «самый гуманный в мире» советский суд, отправивший талантливого парня на пять лет в зону за три раскрашенные цветными карандашами бумажки. Возмутили меня, прежде всего, Маньковский и его подпевалы – это какой же надо быть гнидой, чтобы так подставить своего друга! А теперь разливаться соловьем – ах, какой гений был, ах, какая трагедия для искусства, как несправедливо обошлась с человеком судьба! Клянусь, окажись в ту минуту этот гад где-то рядом, я бы его прибил на месте.
Но Маньковского в архиве МВД не было, причем во всех смыслах. Я не поленился, полазил, поискал сведения о нем. Ни-че-го. Вообще ничего. Маньковский оказался настолько идеально законопослушным гражданином, что не имел ни единого контакта с хоть какими-нибудь органами.
Спешить мне было некуда, и я решил, раз уж оказался здесь, прошерстить более старые сводки происшествий на предмет упоминания знакомых имен. Вдруг всплывет еще какая-нибудь полезная информация о бывших сокамерниках Угрюмого? И вскоре действительно наткнулся на одну из фамилий списка – Сабуров, он же Байбут. Я помнил, что Карим Маликович погиб еще в ноябре прошлого года на бандитской разборке, но, как оказалось, упокоиться с миром ему было не суждено. На прошлой неделе неизвестные разорили его могилу на Николо-Архангельском кладбище и сделали это как-то странно – не снесли и не разбили памятник, как обычно принято у вандалов, а разрыли могилу, извлекли гроб, достали мертвое тело и надругались над ним, разрезав на части и разбросав их вокруг в радиусе нескольких сотен метров. Причем, судя по сухому протокольному описанию происшествия, собрать удалось далеко не все части. Некоторые из них исчезли – то ли забрали злоумышленники, то ли поживились бродячие собаки.
Я дважды перечитал бледные машинописные строки (явно третий или даже четвертый экземпляр, отпечатанный через копирку) и вдруг почувствовал, как у меня холодеет внутри. Попадись мне эта история в какой-нибудь желтой газетенке или передаче типа «600 секунд» еще некоторое время назад, я бы даже внимания на нее не обратил. Но теперь, после смерти Угрюмого, все воспринималось иначе. Совершенно иначе.
Облокотившись о стол, я обхватил голову руками и крепко задумался.
Итак, что мы имеем? За довольно непродолжительное время один за другим гибнут четверо из девяти бывших сокамерников: бандит Сабуров, криминальный авторитет Мамазян, помощник депутата Шевченко и… не знаю даже, как охарактеризовать его род деятельности… в общем, Усольцев, он же Угрюмый. Гибнут все по-разному – кого-то убивают, чья-то смерть выглядит случайной или даже естественной. Но, так или иначе, все тела сразу после смерти или спустя какое-то время оказываются частично уничтожены.
Умершего от инфаркта Деда Мазая вытащили из могилы и расчленили. Но его голову оставили в целости. Зачем? Может, специально, чтобы можно было опознать останки?
Похожая история с телом убитого во время разборки Сабурова-Байбута. Тоже выкопали, но не сразу, а спустя полгода после похорон, тоже разделали, как мясник коровью тушу, и тоже значительная часть кусков исчезла. Голова, однако, не пострадала. Опять-таки чтобы можно было опознать?
Шевченко-Меньшой. Размолот в камнедробилке. Но голова снова осталась цела! Как говорится, вырисовывается тенденция…
И, наконец, Угрюмый. Туловище обгорело, но лицо, как выразился милицейский капитан, «пострадало меньше», даже квартирные хозяева смогли опознать. Да еще и одна рука уцелела, и ее дактилоскопировали, то есть опознали уже наверняка.
Если это звенья одной цепи, очевидно, что преступник как минимум не против, наоборот, даже хочет, чтобы жертва была опознана. Вопрос – зачем ему это?
Трудно поверить, что такое может оказаться случайным совпадением. Даже если не знать об украшавших спины всех зэков наколках, сделанных талантливым художником Андреем Зеленцовом. Но я-то о наколках знал! И, разумеется, ни минуты не сомневался, что совпадением тут и не пахнет. Явно кто-то намеренно уничтожал тела покойников, а вместе с ними и изображенные на их спинах храмы.
Но кто мог это делать и, главное, зачем? Этого я понять никак не мог. Был бы жив Угрюмый, я бы, возможно, предположил, что это его рук дело. Что он узнал от представительницы фонда о ценности работ Апостола и решил устранить всех конкурентов, чтобы остаться единственным обладателем… или в данном случае даже уместнее будет слово «носителем» сделанной Зеленцовым «живой картины». Заказал мне (конечно, сам, а вовсе не по поручению фонда) разыскать своих сокамерников и стал убирать их по одному… Но, во-первых, все его предшественники погибли до нашего с ним договора, а не после. А во-вторых – и это было самое главное – и сам Угрюмый отправился следом за ними. Что же тогда получается? У Угрюмого появился конкурент? Всех убивает кто-то из оставшихся четверых бывших зэков?
Подготавливая тогда, еще перед походом в Сандуны, информацию для Угрюмого о его сокамерниках, я, сам не зная зачем, на всякий случай сделал копии всех документов, и они у меня сохранились. Но даже не заглядывая в них, я помнил основные вехи судьбы бывших зэков. Двое из них, Александр Андреевич Вульф с погонялом Рэмбрандт и Борис Маркович Иогансон, он же Гвир, жили сейчас в Санкт-Петербурге, где первый открыл антикварный магазин, а второй – турагентство. Еще один их товарищ по несчастью, некто Николай Степанович Мякушкин по кличке Лом фермерствовал где-то за Уралом. А последний, прозываемый в тюрьме Тихим, а в миру Владленом Макаровичем Куликовым, стал монахом отцом Тихоном в каком-то монастыре. И что ж получается – кто-то из них нагрянул в Москву и расправился с Угрюмым и всеми остальными? Прям детективная история в стиле Агаты Кристи… И самыми подозрительными в ней выглядели оба питерца. Им и ехать недалеко, и о популярности Зеленцова оба вполне могли узнать. Антиквар каждый день имеет дело с искусством, а хозяин турфирмы наверняка бывает за границей. А значит, мог как-то пересечься с этим фон Бегеритом и его фондом. Меценат же не бывал в России… Хотя нет, тут я ошибаюсь! Точно бывал, и, возможно, даже не один раз. Об этом его помощница говорила Угрюмому. Три года назад фон Бегерит посетил Россию, и здесь случилось что-то такое, что ему не понравилось. Не понравилось настолько, что он с тех пор вообще зарекся ездить в наше многострадальное отечество…
