– Если есть животная сторона, должна быть еще какая-то, – возразил я, чувствуя, что «должна быть» – не самый сильный аргумент. Но что делать – лучшего у меня в этот момент не было.
– Ошибаешься, – снисходительно усмехнулась она. – Никакой другой стороны нет. Есть только одна сторона, как у ленты Мебиуса. Наше стремление к познанию, которым мы так гордимся, не слишком отличается от инстинкта, заставляющего искать еду или самку. А человеческие литература и искусство отличаются от пения или брачных танцев птиц лишь масштабами.
Она подошла ко мне так резко, что казалось – ударит. Но вместо этого она лишь ласково погладила меня по щеке:
– Только одна сторона, Феофан. Да, разумеется, человек – личность, но ведь и у животных тоже есть личность, иначе они не откликались бы на имена и не проявляли бы подчас необъяснимых симпатий и антипатий. Ладно, отдыхай… И, кстати, можешь даже не думать о побеге. Убежать с моего острова невозможно. Так что до завтра. Завтра мы продолжим то, что ты называешь дрессировкой.
И прежде чем я успел сообразить, что произошло, она выскользнула в тут же закрывшийся за ней проем.
«Остров, остров, остров!» – тупо повторял я, яростно растирая себя под струями автоматического душа (он включался, стоило встать в дальний от унитаза угол). Мыла не было, и я тер, скреб и царапал собственную кожу, пытаясь содрать с себя не то эти чертовы «феромоны», не то просто следы ее прикосновений, не то… Но нет, ненависть к самому себе, к собственному телу, к проклятым рефлексам – ненависть не смывалась.
Не знаю, сколько времени так прошло – кожа покраснела и начала саднить, а в голове уже позванивало. Но я изо всех сил заставлял себя собраться и попытаться хоть как-то разобраться в происходящем. Из разговора с моей странной тюремщицей я вынес совсем немного, но даже эти крохи информации могли оказаться очень полезными. По крайней мере, теперь я знал, что не сошел с ума (а также не был похищен инопланетянами) и нахожусь в какой-то совершенно особенной тюрьме, да еще где-то на острове. Но вот где именно, как я сюда попал и зачем, до сих пор оставалось загадкой. Как и самый главный вопрос, который не переставал меня волновать, – где Вика?! И что с ней? Тюремщица сказала, что Вика в порядке, что ее не тронули и она вернулась домой, – но что-то я сомневался, что этому можно верить…
В таких мучительных раздумьях, измотавших меня сильнее, чем самая тяжелая работа, какую только можно себе представить, я провел, наверное, несколько часов. А потом снова уснул, вернее, не уснул даже, а отключился, но не полностью, а словно частично, впал в какое-то полузабытье. И именно тогда откуда-то из глубин подсознания вдруг выплыла догадка, где я раньше слышал голос моей тюремщицы. В телефонной трубке. И принадлежал он моей заказчице, представившейся Маргаритой. Той самой, что была дочерью покойного краснофлотца Бланка, а потом стала помощницей бывшего эсэсовца и бесчеловечного ученого… Ну да, конечно, именно так. Теперь нет никаких сомнений, что гауптман и таинственный владелец фонда – одно и то же лицо. Вальтер фон Бегерит.
И вот почему ее черты показались мне смутно знакомыми! Портрет на тихвинской лампе был, конечно, детским – но улыбка и глаза остались прежними. И – голос. Телефонная связь меняет тембр, поэтому я и не узнал его сразу, но интонации, паузы, темп речи все равно сохраняются. Да и сам голос, когда сообразишь, становится вполне узнаваемым. Ну конечно, это та самая женщина, которая последнее время обеспечивала меня заработками. Теперь Маргарита Бланк уже не моя заказчица, теперь мы играем с разных сторон поля. Если это вообще игра…
Когда я проснулся, возле традиционного подноса с едой лежал довольно объемистый сверток. Внутри обнаружился костюм – неброский, но явно дорогой, мягкие кожаные туфли без шнурков, рубашка и белье. Все в точности моего размера, будто заранее сняли мерку. Бритвы не было, хотя щетина на моем подбородке выглядела уже почти неприлично. Ну да ладно, это не мои проблемы, думал я, одеваясь после душа.
Вскоре за мной явился молодой азиат – может, китаец, может, кореец, может, японец. Этакий клон Брюса Ли в безукоризненном, а-ля Джеймс Бонд, костюме, с такими же безукоризненными манерами и бесстрастным, как у сфинкса или английского дворецкого, лицом. Парень был на полголовы ниже меня, но с первого взгляда было ясно: джентльменские манеры не значат ничего, в гипотетической схватке против этого сфинкса у меня не будет ни единого шанса. Даже если не считать «украшение», все еще сжимавшее мою шею. Этому парню никакое техническое подспорье не понадобилось бы, при желании он вырубил бы меня в полминуты.
Выйдя, наконец, из своей камеры, я оглянулся по сторонам с такой жадностью, с какой человек, который чуть не утонул, вдыхает воздух, оказавшись вдруг над водой.
Сперва мы оказались в длинном каменном коридоре без окон, ярко освещенном лампами дневного света, и я решил, что это похоже на подвал. Затем довольно долго поднимались по лестнице, опять прошли по коридору, отличавшемуся от первого лишь штукатуркой на стенах.
Снова поднявшись по лестнице, мы, наконец, остановились возле дверей – красивых, двойных, высоченных, массивных, темного дерева, с какими-то резными накладками. Мой сопровождающий жестом пригласил меня войти и пропустил вперед. Я сделал шаг внутрь – и дверь за моей спиной захлопнулась.
Еще одна темница?
Ну как минимум куда более роскошная, чем предыдущая. Но скорее – библиотека.
Две стены от пола до потолка (до которого было метров шесть, не меньше, если не больше) занимали полки с книгами. К верхним, вдоль которых протянулась подвесная галерейка, вели узкие лесенки. В другое время у меня дух бы перехватило от подобного богатства, но сейчас я его почти не заметил.
Стену напротив входа обрамляли два гигантских, на всю высоту зала, окна, за которыми простирался зеленоватый морской простор. Между окнами размещался столь же масштабный камин, по бокам которого, как на страже, высились стойки с всевозможным старинным оружием – наверняка сугубо декоративным, иначе вряд ли бы меня так спокойно тут оставили. Рассматривать все эти мечи, сабли, рапиры, палаши и черт знает что еще я, как и книги, не стал. Мое внимание приковал висевший над камином портрет. Пожилой мужчина с резкими чертами и с неприятным, почти злым, но каким-то отрешенным, точно он смотрел сквозь тебя, взглядом сидел, чуть подавшись вперед, в тяжелом старинном кресле. Коротко стриженные седые волосы, темный костюм, белоснежная рубашка. И поза – одна рука на подлокотнике, другая на колене – полная скрытого движения. Казалось, он сейчас встанет.
И, разумеется, скрыто было не только движение…
Присмотревшись, я увидел вместо мужчины даму. Ту самую, что не так давно заставляла меня есть. И не только есть, черт бы ее побрал! Абсолютно нагая, она сидела в той же позе, что и мужчина. Даже лица, точнее выражение лиц, были у них удивительно схожими.
– Я вижу, ты понял, кто автор этого портрета. – Насмешливый голос раздался так неожиданно, что я едва не подпрыгнул. – Впрочем, я в этом и не сомневалась. Ты неглуп, Феофан, и это тоже пошло тебе в плюс в моих глазах…
