Хотя связь между широким спектром травмирующего или нестабильного воспитания и негативными последствиями для здоровья понятна на интуитивном уровне, только в последние 30 лет наука разгадала ее биологические механизмы и открыла возможности для обращения вспять негативных последствий такого раннего программирования жизни. Эти данные удивительны и очень важны: они говорят, что такие негативные последствия являются для нашего здоровья очень долгосрочными. Если бы об этой связи знало больше врачей и если бы они находили время расспросить пациентов об их детстве, они могли бы обнаружить важные факторы риска и, возможно, разработали бы более эффективные планы лечения.
Во время консультации я спросил Дженнифер, почему ей несколько лет назад выписали антидепрессант. «Это не имеет ничего общего с болью в животе», — настаивала она. Я не пытался изменить ее мнение по столь деликатному вопросу, а продолжал методично анализировать факторы, которые, как я подозревал, могли лежать в основе ее хронических соматических и психологических симптомов.
«Как вы думаете, у вас было счастливое детство?» — спросил я ее. И произошло чудо — этот вопрос вызвал поток рассказов о стрессовых ситуациях в детстве. Когда Дженнифер была еще в утробе матери, ее бабушке по материнской линии был поставлен диагноз «рак молочной железы», что потрясло ее беременную мать. В детстве Дженнифер заставала споры и даже драки между родителями, а когда ей было восемь лет, отец и мать развелись, и это было тяжело. Симптомы депрессии и проблемы с ЖКТ были в семье не только у Дженнифер. Ее мать и бабушка на протяжении всей жизни в большей или меньшей степени страдали от депрессии и тревог и жаловались на проблемы с желудком. История Дженнифер подсказала мне, какими могут быть возможные корни ее симптомов, связанных с головным мозгом и желудочно-кишечным трактом. Ее рассказ придал мне уверенности: я смогу ей помочь.
Как и многие другие пациенты, Дженнифер не верила, что ее физические и эмоциональные симптомы связаны друг с другом и уходят корнями в стрессовые ситуации, с которыми она столкнулась в первые годы жизни, или что негативные переживания запрограммировали взаимодействие между головным мозгом, ЖКТ и кишечной микробиотой на нездоровье. Все большее число ученых полагают, что пришло время интегрировать эту идею в современную медицинскую практику.
Запрограммированные на стресс
Весной 2002 г. на небольшой научной конференции в Седоне в штате Аризона два обладающих широким кругозором врача выдвинули свои объяснения причин расстройств, связанных со стрессом. Мы с Чарльзом Немероффом, ныне известным психиатром в Университете Эмори, организовали эту конференцию, чтобы исследовать роль травм, полученных в первые годы жизни, в развитии ряда хронических заболеваний и психических болезней. Уединенность Седоны с ее скалистыми пейзажами и потрясающе красивой природой помогли привлечь на конференцию ведущих исследователей и практиков Северной Америки.
На второй день конференции на трибуну поднялся известный канадский психоаналитик и абдоминальный хирург Крислен Деврод. Он специализировался на лечении пациентов, переживших сексуальное насилие в детском возрасте, и для выявления их подавленной боли и стыда использовал психоанализ. Без такого лечения, по его мнению, вытесненные эмоции уходят вглубь организма, порождая физические симптомы. Затем он рассказал, как лечил пациентов с болями в области таза и такими расстройствами ЖКТ, как хронический запор. Симптомы исчезли после того, как пациенты прошли курс психоанализа, в ходе которого сумели взглянуть на свое сложное прошлое.
Однако Немерофф, построивший свою научную репутацию на изучении биологической основы психических расстройств, не согласился с таким подходом. Поэтому он бросил вызов Девроду, заявив: «Мы теперь знаем, что психоанализ является не очень эффективным методом лечения психических и физических последствий травм, полученных в первые годы жизни». Атмосфера в зале стала накаляться. «Никакой психоанализ, как бы активно его ни использовали, не сможет радикально изменить психологические установки пациента, появившиеся в результате ненадлежащего обращения, которое он пережил в раннем детстве», — заявил Немерофф. Большинство участников, которых мы пригласили на эту конференцию, были с этим согласны. Нам больше не надо было размышлять о мутных фрейдистских представлениях о ранней сексуальности и неврозах, чтобы помочь пациентам излечиться.
Однако наука раздвинула границы наших представлений. Теперь у нас есть веские доказательства того, что стрессовые переживания в раннем возрасте, в том числе ненормальные взаимоотношения с опекающим взрослым, могут оставить глубокий след в психике ребенка. Опросы больших групп испытуемых показывают, что эти травмы могут стимулировать развитие таких расстройств, связанных со стрессом, как депрессия и тревога, и сыграть роль в возникновении синдрома раздраженного кишечника. Однако сами по себе данные анкетирования и психологические теории не могут помочь людям, страдающим этими заболеваниями. Чтобы разработать новые методы лечения, отменяющие раннее психологическое программирование, нужно знать, как полученный в раннем детстве опыт изменяет специфические нервные цепи мозга, связанные с реакцией на стрессовые ситуации. Эти знания могут быть получены только после проведения обширных исследований — и сначала на животных, которые выросли в неблагоприятных условиях.
Прорыв в понимании этого вопроса начался в 1980-х гг., когда исследователи поняли, что на организм животных — крыс, мышей и обезьян — стресс оказывает такое же биологическое воздействие, как и на организм человека. Одним из основных направлений экспериментов на животных было изучение роли взаимодействия матери и потомства. Такие взаимодействия проще смоделировать в лабораторных условиях, чем однозначно человеческие модели поведения (вербальное и эмоциональное насилие, неурядицы в семье).
Например, грызуны, как и люди, могут быть обладателями робкого или активного темперамента, отважными исследователями или лежебоками, которые держатся поближе к дому. Некоторые крысы-матери лучше других, даже генетически идентичных животных, занимаются воспитанием потомства. Такая крыса-мать балует своих крысят. Кормя их, она приподнимается над ними, изогнув тело и широко расставив лапы, позволяя им менять соски, и потом долго вылизывает и холит своих детенышей. Менее заботливые крысы-матери разваливаются рядом с детенышами, а то и на них, из-за чего крысятам трудно добираться до их сосков. Такие малыши не меняют доставшихся им сосков и не вертятся во время еды, что полезно для их развития.
В известных экспериментах, начатых в конце 1980-х гг., нейробиолог Майкл Мини из Университета Макгилла в Монреале изучал, как взаимодействие между крысами-матерями и крысятами проявляется в дальнейшей жизни потомства. Его сотрудники вели видеосъемку генетически идентичных крыс-матерей и анализировали их поведение по отношению к потомству. Наблюдая за жизнью крысят, ученые убедились, что детеныши заботливых крыс-матерей лучше успевают в жизни, чем потомство подверженных стрессу родительниц.
Крысята, которых в детстве баловали, выросли во взрослых особей, которые вели себя более непринужденно, слабее реагировали на стрессовые ситуации и были менее склонны к таким пагубным привычкам, как стремление получить порцию алкоголя или кокаина. Кроме того, они были более общительными с другими крысами, более смелыми и готовыми исследовать новые места. Детеныши подверженных стрессу и потому нерадивых крыс-матерей выросли в одиночек, склонных испытывать чувства, похожие на тревогу и депрессию, и демонстрировали пристрастие к пагубным привычкам. К аналогичным результатам привели исследования обезьян и их потомства: детеныши макак, матери которых вели себя непоследовательно, а то и пренебрегали родительскими обязанностями, часто испытывали состояние стресса и вырастали робкими, покорными, боязливыми, склонными к «крысиному эквиваленту» депрессии и менее общительными, чем их знавшие материнскую заботу сверстники. Результаты этих исследований привели к изменению всей парадигмы взглядов на то, как опыт, полученный в детстве, может влиять на наше здоровье и на взаимодействие пищеварительной системы и головного мозга.
