– Как хочешь, – я пожала плечами. – Тогда давай в больничку поедем, Баринова навестим. Страстный поцелуй в честь выздоровления он заслужил.
– Меня твой Аричка интересует в стопятидесятую очередь, – фыркнул Рашук. – Ты, наверное, про это забыла, но я здесь нахожусь не для того, чтоб твои мелочные счеты сводить.
Я хотела возразить насчет мелочности, но в кармане зазвонил мобильный. На экране высветился номер моего домашнего телефона.
– Алло.
– Таечка, – Васильевна говорила тоненьким девчачьим голоском. – А ты скоро дома будешь?
– Что-то случилось, Света?
– Да я тут у тебя прибиралась…
Кто ее вообще об этом просил?
– И нашла кое-что, надо, чтоб ты посмотрела.
– До вечера это подождать не может?
– Это отца твоего вещи, и, боюсь, я что-то повредила по скудоумию, – Васильевна всхлипнула и совсем уж запищала, – за-ради бога, Тайка, приходи, каждая секунда на счету.
И она бросила трубку.
– Планы поменялись, – сообщила я Рашуку. – Мне домой надо. Васильевна там что-то расколотила.
– Достойная причина.
– Она в истерике бьется. Сегодня же суббота, не все фирмы работают, так что пробок нет, да и рабочий день еще не начался.
Идею забрать с парковки свой велосипед я отмела сразу же. Чемодан я на нем не увезу, значит, остается только такси. Денег при себе нет, но я заплачу уже на месте, в комоде у меня припрятана пара купюр на такой вот случай.
– Я с тобой, – Рашук склонил голову к плечу, будто прислушиваясь. – Я с компьютеров не успел все стереть.
– А силой мысли слабо? – Я уже призывно махала рукой желтому автомобилю с шашечками на дверцах. – Ты же все хакнул.
– А я их отключил от сети, компы свои, – пожаловался Рашук. – В целях предосторожности, теперь и сам к ним доступа не имею.
В машине я дремала, прислонившись виском к стеклу, Рашук вполголоса беседовал с водилой о трудностях водительской жизни и спать мне не мешал.
– Приехали, – тронул он меня за плечо, когда машина остановилась.
– Посиди тут, – я зевнула в ладошку. – Я деньги из дома принесу.
Таксист не возражал, дело было обычное.
Я взбежала на крыльцо, толкнула входную дверь:
– Света, я уже дома. Погоди пару минуточек, я за такси расплачусь и будем с твоими разрушениями разбираться…
Я споткнулась о кучу какого-то хлама в коридоре, остановилась, сфокусировав взгляд и замерла.
– Хлеб и пиво, Таисия Алексеевна.
У меня из легких будто выкачали весь воздух. Никита Петрович Кузьмин сидел в моей гостиной, то есть в том, что когда-то ею было, потому что комната была полностью разгромлена, как и кухня, как и спальня, обломки межкомнатных перегородок причудливо перемещались с останками мебели, разбитой посудой, неопрятными кучами одежды и постельного белья. Кузьмин сидел на единственном уцелевшем стуле прямо по центру этого Армагеддона.
– Где Светлана?
Он широко повел рукой:
– Где-то здесь.
Я заметила, что ладонь его испачкана чем-то бурым. Кровь?
Воняло гадостно, будто на помойке, в воздухе носились жирные мухи. Кузьмин, оскалившись, вывалил изо рта язык и облизнул руку:
– Вы знали, Таисия Алексеевна, что коронарная кровь обладает нежнейшим насыщенным вкусом?
– Сердцеед, – сказала я потерянно, – Итиеш, убийца народов.
– Моя слава идет впереди меня, – Кузьмин, покряхтывая, поднялся с сиденья.
Может, мне хватит сил его обезвредить? Он же просто рыхлый пожилой человек, а я молодая, хоть и не очень спортивная. Если я заеду ему куда-нибудь в болевую точку…
Но движения Итиеша не прекратились, он все еще продолжал вставать. Я даже нервно моргнула, решив, что мне привиделось. Он все вставал и вставал, как будто огромная змея выбиралась из своей кожи, он вырастал, сбрасывая с себя личину пожилого начальника охраны, а отброшенная личина рассыпалась в целый рой навозных мух.
– Ваши насекомые, Таисия Алексеевна, на редкость тупы, агрессивны и ничтожны.
Настоящий Итиеш мало походил на человека. И дело было даже не в росте, метра под три, он касался макушкой потолочной балки, и не в темной коже синюшной черноты, и не в глазах, тоже черных, а, наверное, в выражении этих глаз.
– Но даже самые тупые создания способны к организации при хорошем руководстве.
– Вы выдрессировали мух? – я сглотнула.
– Я составил из них рой, огромный, мегарой. Ты знаешь, что такое рой, дайгонова шлюха?
Ответить не получалось, одновременно с вопросом он продавливал меня. По сравнению с его действиями транс, наведенный на меня Рашуком, был просто детским лепетом. Я почти физически ощутила липкие пальцы, забирающиеся мне в голову.
– Где мое сердце, шлюха?
Я опять не ответила, рот был занят, я изо всех сил кусала себя в мягкую часть ладони. А потом я поняла, что болевой шок мне не помогает, а потом… потом почувствовал, что помощи в отражении ментальной атаки мне не требуется.
Он оставил попытку, липкие пальцы покинули мою черепную коробку.
– Хороший щит, давно таких не видел. Где сердце?
– Может, вы его съели? – вежливо переспросила я. – Вы же сердцеед. А какое именно, может, нужно было уточнить параметры поиска?
Противное жужжание мух мешало сосредоточиться, мне хотелось почесаться, хотя ни одна из них меня еще не коснулась. Интересно, а как он меня убьет? Натравит свой рой? Кстати, ничего «мега» я в нем не заметила. Нет, конечно, столько мух я не видела никогда, но приставка «мега» к этому рою не подходила.
– Баринов сказал, что спрятал канопу здесь, в доме Бергов. Он сказал, что сам забыл, где именно.
– Канопу?
– Эту, – он пошевелил ногой с длинными синими ногтями, из кучи мусора выкатилась глиняная ваза, которая обычно стояла в моем подвале и собирала всю возможную пыль.
– Она пуста.
– Ты пытаешься шутить, шлюха?
Я пыталась тянуть время. Рашук уже обо всем догадался, он что-нибудь придумает.
– Ну чего ты тут застряла, змейка – легкий на помине мальчишка вошел в дверь, – Степан воды просит…
Таксист шел следом, он замер на пороге. Итиеш просто выбросил вперед огромную руку, цапнул его за грудь, водитель осел на пол, дернулся, из рваной раны толчками выплескивалась кровь.
Воспользовавшись секундным преимуществом, Рашук подскочил ко мне:
– За спиной держись, – и рванул с плеч свой халат.
Теперь я поняла, почему он почти никогда не расставался с этим рубищем. Халат будто моментально растянулся на каркас, как воздушный змей, как щит, которым он, скорее всего, и являлся.
