– Что было потом?
– Потом наступила опять очередь той молодой женщины. Но она опять отказалась и пропустила вперед Викторию Александровну. Та была ей очень благодарна. Владимир Николаевич занимался с ней тоже минут тридцать-сорок.
– А затем эта женщина пропустила вперед вас?
– Совершенно верно. Признаться, я не стал отказываться. В моем возрасте тяжеловато сидеть в очередях. Хотя что нам, пенсионерам, остается еще делать?
– С вами Владимир Николаевич долго занимался?
– Примерно столько же. Думаю, около восьми часов я был свободен. Попрощался и пошел домой.
– А скажите, Владимир Николаевич не показался вам в тот вечер озабоченным, расстроенным?
– Нет, абсолютно, – покачал головой Бунчуков. – Он выглядел немного усталым, но был полон оптимизма. Мне вообще не приходилось видеть его унылым или раздраженным. Он всегда старался вселить в своих пациентов уверенность и надежду. Он был очень внимателен и никогда не позволял себе отступить от этого правила. Мы все его обожали. С ним можно было разговаривать на любые темы. Это был прекрасный человек, настоящий целитель! Но простите, я отвлекся… Вы имели в виду, что у Владимира Николаевича могли быть проблемы? Мне так не показалось. Он был спокоен и уверен в себе. Как и его помощница Валентина Петровна. Нет, никакой нервозности я в них не заметил.
– Понятно, – сказал Гуров. – А на улице? Ничего не заметили необычного или странного? Может быть, кто-то посторонний заглядывал в центр, пока вы там находились? Может быть, кто-то звонил по телефону?
– Нет, все было как обычно, ничего странного, – ответил Бунчуков. – Если и были звонки, то вполне конкретные. Ну, знаете, как бывает – люди спрашивают, когда можно прийти на прием и все такое…
– Ясно. Значит, у нас с вами вырисовывается такая примерно картина… – сказал Гуров. – Около шести вечера вы приходите в центр «Квант» и оказываетесь в очереди, где перед вами находятся три женщины. Две из них вам известны, третью вы впервые видите. Эта неизвестная оказывается очень внимательной и вежливой особой и старательно пропускает вперед всех, кто ждет своей очереди. Так продолжается до тех пор, пока она не остается последней и единственной пациенткой. Вы ушли примерно в восемь часов вечера и больше уже не видели ни Гладилина, ни этой пациентки. Я правильно излагаю?
– Все так и было, – горячо согласился Бунчуков и, вторя своим мыслям, с чувством проговорил: – Понимаю, куда вы клоните, но не могу в это поверить! Такая тихая, интеллигентная женщина… Нет, просто не могу себе представить!
– И не надо, – подхватил Гуров. – Давайте будем заниматься фактами. Ход событий мы примерно восстановили. Теперь возникает следующий вопрос – вы хорошо запомнили внешность этой молодой женщины? Смогли бы ее узнать?
– На память, слава богу, я пока не жалуюсь, – самодовольно проворчал пенсионер.
– Вот и отлично. Тогда не откажите еще в одной услуге. Сейчас наши эксперты попробуют составить словесный портрет этой дамы. Справитесь?
– Почему нет? Она у меня и сейчас как на ладони.
«Только вот не помнишь ты, платье на ней было или брючный костюм, – мысленно заметил Гуров. – Но что выросло, то выросло. Будем надеяться, что общими усилиями мы что-нибудь слепим».
Общими усилиями удалось слепить не слишком много. Прочие две свидетельницы – уже упомянутая Виктория Александровна Бадаева и бывшая партийная чиновница, а ныне домашняя хозяйка по фамилии Стеклова, – припоздавшие по женскому обычаю, практически слово в слово повторили рассказ Бунчукова. Только, в отличие от него, они совершенно точно указали, что незнакомка была одета в элегантный брючный костюм серого цвета, к которому совершенно не шли туфли на низком каблуке. Причину ее необычайной вежливости женщины видели в коварном желании остаться один на один с Гладилиным. По их тону Гуров понял, что подобные желания возникали у пациенток Владимира Николаевича довольно часто – настолько высок был градус их обожания. Судя по всему, некоторым обожательницам удавалось получить от любимого доктора и что-то сверх стандартной порции «квантов», но подобная предприимчивость очень не одобрялась остальным обществом. Именно поэтому клиентка в сером костюме заслужила у женщин титул выскочки. Предположений о том, что эта дама могла преследовать совершенно иные цели, женщины не высказывали, похоже, даже мысленно. Убить Гладилина, по их мнению, было совершенным святотатством, на которое не способен даже очень плохой человек. Гурову показалось, что они до сих пор не верят в случившееся.
В конце концов их он тоже отправил конструировать словесный портрет, а сам наконец смог пообщаться с Крячко, который в процессе допроса был вызван кем-то из кабинета и потом долго не возвращался. Когда же он вернулся, то на его простецком лице были написаны такие досада и озабоченность, что Гуров заранее насторожился. Крячко, выражаясь словами отставника Бунчукова, также являл собой образец оптимизма, и если отходил от этого образца, значит, проблемы возникали действительно серьезные.
– Что еще? – спросил Гуров, когда, освободившись, остался с Крячко один на один.
– Знаешь, Лева, не хочу тебя расстраивать, но, кажется, нам нужно срочно ехать на Красноказарменную, – сказал Крячко.
– Что стряслось? Не хочешь же ты сказать, что у нас еще один труп? – хмуро спросил Гуров.
– Не знаю, – ответил Крячко. – Но поехать все равно придется. Сейчас позвонил старательный участковый Малюгин… Одним словом, после нашего разговора он вплотную занялся личностью доселе неизвестного ему Гладилина. Наведался к нему в квартиру… – Крячко почесал затылок.
– Ну и что дальше? – рассердился Гуров. – Не размазывай кашу по тарелке! Что в квартире?
– В квартиру он, собственно, не попал. Она закрыта. Но он утверждает, что там не все ладно.
– Что это значит – не все ладно?
– Он говорит, что нам лучше самим приехать. Это все, чего мне удалось от него добиться.
– Значит, нужно ехать, – заключил Гуров. – Ты так превознес достоинства участкового Малюгина, что не прислушаться к его загадочным словам было бы преступной халатностью. Кроме того, интуиция подсказывает мне, что нас действительно ждет крайне неприятный сюрприз. Если на этот раз убит старший Гладилин, то… нет, я даже не хочу думать на эту тему!
– И не думай! – легко сказал Крячко. – Поедем спокойно, без дерганья, без превышения скорости. Вот когда увидим собственными глазами, тогда и будем думать.
Участковый Малюгин, предупрежденный по телефону, ждал их у въезда во двор. Он был подтянут, выбрит и предельно серьезен. В левой руке он держал кожаную папку для бумаг, правой то и дело поправлял кобуру с табельным пистолетом. Гуров подумал, что пистолет наверняка идеально вычищен и смазан.
Малюгин отдал честь вышедшим из машины Гурову и Крячко и сразу же доверительно сказал:
– Согласно инструктажу, который я получил у товарища полковника, – он кивнул на Крячко, – ежедневно наблюдаю за состоянием квартиры гражданина Гладилина. Мною выявлен тот факт, что гражданин Гладилин в квартиру не входил и опять же не выходил. Опрос соседей этот факт подтверждает. Теперь мною произведен визуальный осмотр двери означенной квартиры и выявлен настораживающий факт.
