Нет, рыцарь Леотар не боялся ни смерти, ни посмертия. Он боялся лишь одного – умереть напрасно.
Меч Водителя Мёртвых всё удлинялся и удлинялся, и срывавшиеся с клинка Леотара блики света, что успешно рубили подступавших призраков, лишь бессильно разбивались о чёрную сталь.
Они должны продержаться и выстоять, дать Аэтеросу время подоспеть с подмогой. Или, быть может, успеют Арбаз или Креггер.
Они должны продержаться.
Рыцарь знал, что его товарищи рвут сейчас в клочья ряды армии призраков, без Водителя Мёртвых не так они и сильны против них, учеников великого бога Хедина, но вот он сам…
Чёрное острие оказалось совсем близко, Леотар уклонился элегантным полуповоротом, несмотря на тяжёлые доспехи, его собственный меч взлетел, сшибся с чёрным клинком, пытаясь отбить его в сторону…
С куда большим успехом рыцарь мог бы рубить сплошной скальный гранит. Напоенный магией меч справился бы с неподатливым камнем, но иные чары, скрытые в оружии Водителя Мёртвых, оказались сильнее.
От столкнувшихся мечей брызнули снопы искр, светлый клинок Леотара зазвенел, словно закричал от ярости, и самого рыцаря вдруг пригнула к земле неведомая тяжесть.
Водитель Мёртвых слегка повернул кисть с зажатым в ней мечом, и чёрная сталь придавила Леотара; Яргохор словно и не пытался его зарубить, пронзить, а вместо этого…
Чёрная сталь коснулась рыцарского наплечника, и Леотара затопила волна непереносимой, рвущей всё тело боли. В глазах вспыхнула радуга, он закричал, не слыша собственного крика, кажется, упал на колени; и ощутил, как внутри него словно рвутся те самые поэтические «скрепы», коими, по мнению скальдов, душа «крепится» к телу.
Однако он был соратником Познавшего Тьму; Познавшего Тьму, но не отринувшего Свет. Сквозь боль и слепящую круговерть в глазах, сквозь гаснущее сознание всё равно, с редкостным упорством, пробивались слова заклятий, работали чары, высвобожденные из распадающихся талисманов; мир, что, казалось, разбился на миллион кусков, стремительно обретал прежние очертания.
…Мьёлль видела, как чёрный клинок скользнул над плечом Леотара, рухнул на рыцаря плашмя, как сам рыцарь упал на одно колено, а его сияющий меч уткнулся остриём в твердь Междумирья.
Она тоже закричала и тоже не услышала собственного крика. Стрелы срывались с её тетивы быстрее, чем в самом хитроумном гномьем метательном аппарате; лучница не зря вслушивалась и ловила эхо собственных распавшихся заклинаний, она, как могла, пыталась изменить те, что ждали своей очереди в её колчане, имея вид обычных стрел.
Каким был Водитель Мёртвых Яргохор в бытность свою обычным провожатым душ в залы Хель, она знала только по кратким рассказам Аэтероса. Учитель упоминал о нём, когда говорил о начале их пути вместе с Хагеном Хединсейским, но что случилось с этим Яргохором потом, как он оказался здесь со своим воинством, как вышло так, что он заодно со Спасителем и Тот использует его приближение для собственных целей, она не знала.
Зато она знала другое.
Её разбившиеся и рассеявшиеся заклинания, прежде чем исчезнуть, породили долгое эхо в потоках силы, и чуткое ухо Мьёлль уловило эти биения.
Водитель Мёртвых обрёл большую власть над отжившим, его сила возросла, и она незримыми цепями сковывала сейчас множество пленённых им душ; и самого Яргохора защищали сейчас могущественные чары, новосплетённые, делавшие его воплощением Смерти, необходимой и неотъемлемой частью бытия, кого не вышибешь из сущего простым огнешаром.
Первая из сорвавшихся стрел была ещё обычной, старой, из готовых, и она вновь оставила лишь пятно разбегающихся извивов света на тёмном доспехе; зато вторая – на вид неопрятная, с кривоватым древком, тощими перьями и тупым наконечником (у Мьёлль не было ни времени, ни сил наводить красоту, оттачивать заклятия до совершенства) – вторая стрела угодила прямо в щель доспеха, под наплечник, и вонзилась, глубоко погружаясь в то, что было сутью Водителя Мёртвых.
Глухой шлем Яргохора конвульсивно дёрнулся, задираясь в тёмное «небо» Междумирья; чёрный клинок дрогнул, и сам Водитель стал словно заваливаться вперёд, так, что Леотар едва успел отбить нацеленное в него острие.
Бывший некогда Молодым Богом Ястиром с грохотом рухнул на одно колено, по его доспехам скользили сияющие змейки, ныряли в тёмные щели брони, выныривали вновь. Казалось, Яргохор беззвучно кричит, содрогаясь от неописуемой и неведомой живым му́ки; его призрачные воины, однако, не дрогнули, не полились назад, напротив – их сплошная волна покатилась прямо на рыцаря и лучницу, наставив тёмные копья и вскинув мечи с топорами, сделанные точно из частей тела гигантских насекомых, пауков или им подобных.
Леотар отступил на шаг, вновь закрутил светящуюся мельницу своим мечом; Мьёлль, прикрываясь им, выпускала одну за другой разящие стрелы. Заклятия рвали ряды призраков, лопались бестелесные головы, бесплотные тела опадали, словно сорванные ветром полотнища; но чары подмастерьев разрушали лишь форму, в которую были облечены души, вырванные Яргохором из царства мёртвых, не их самих.
Гигант в тёмной броне упал на одно колено и раскачивался, прижав левую руку к шлему донельзя человеческим жестом, словно получив в драке по уху; пальцы другой оставались сомкнуты на эфесе чёрного меча, и Мьёлль, видя, что Леотар, хоть и пятится, но отражает все нацеленные в них удары, рискнула.
Она наложила на тетиву разом три стрелы. Такие фокусы сродни ярмарочным, сильного удара не будет, но лучница этого и не искала. Три стрелы, кривоватые и неуклюжие, как одна до них, с наспех изменёнными чарами, разом угодили в прикрывавшую грудь Яргохора кирасу, в те места, где уже расползлись светлые паутины; брызнули осколки железа, оно дробилось, точно стекло, в которое запустили камнем.
Доспехи разваливались, наплечники, налокотники, латные рукавицы; кираса сходила целыми пластами, словно кора со сгнившего на корню дерева. Мьёлль замерла, впилась взглядом в закачавшегося гиганта; ей казалось, ещё немного, ещё чуть-чуть, и Водитель Мёртвых просто рухнет, как уже не раз падали под её стрелами всяческие чудовища, выползшие из своих нор и убежищ.
Рыцарь Леотар помочь не мог никак – прикрывал их обоих сияющим щитом, потому что воины Яргохора по-прежнему напирали, и простая сталь остановить их не могла, и бесполезно было большинство известных рыцарю и лучнице заклятий. Великий Аэтерос избегал некромантии, а вот как бы она сейчас пригодилась!..
Там, где доспехи отвалились совсем, Мьёлль увидала лишь сплошную черноту. Потянуло холодом, сильно и резко, задул ледяной режущий ветер, и одновременно к Водителю Мёртвых потекли десятки и сотни его призрачных воителей.
Ряд за рядом они вливались в него, втягивались в составлявшую его не то черноту, не то пустоту; и лучница с ужасом увидела, как развалившаяся было броня Водителя Мёртвых стремительно восстанавливается, прорехи заполняются, ложатся причудливые завитки, выступы, резьба и шипы, и как он сам, подрагивая, но начинает подниматься с колена.
