Он помнил, какими новостями город жил несколько дней. Се-кохландийцы проиграли большую битву с возвращающимся на свою родину народом изгнанников. Храмы и часовни Лааль украсились тогда яркими лентами и гирляндами цветов. Жрецы Каллега срезали волосы в знак печали. И все. Никаких религиозных противостояний – хоть, быть может, это потому, что и один, и второй культ в Понкее-Лаа не имели слишком много последователей.
– Ты уверена? Сколько войн и битв вели в мире в последние годы? И сколько отголосков их будило тебя среди ночи? И не только тебя, если я верно понимаю. Сколько раз Владычица Судьбы посылала в те места одну из сестер? Сколько? И сколько раз все начинало клониться к войне, одновременно здесь и на Дальнем Юге?
Он говорил медленно, не повышая голоса и не подчеркивая отдельных слов. Он уже видел такое выражение на ее лице: сосредоточенное и серьезное. Еще не настал момент, чтобы чешуйчатая, ядовитая сущность выглянула у нее из глаз, но ему казалось, что там, в глубине, что-то шевелится, дрожит, словно зеркало вод, тронутое внезапным движением.
– К чему ты ведешь?
Да. Он и правда должен оставаться осторожным.
Он медленно вдохнул и сказал ей.
Глава 13
Мы все откуда-то происходим. Нет ни единого существа, что взялось бы из ниоткуда, ни одного события, которое бы стало существовать само по себе. Всегда есть некое начало. Банальность, содержащаяся в этом утверждении, скрывает более глубокую истину. Ибо что мы сделаем, если окажется, что корни любого из нас, даже те, кого мы презираем и ненавидим, общи? Что самый главный враг – это наш брат?
Корни сеехийцев тянулись в прошлое дальше, чем кто-либо мог предполагать.
Альтсин стоял у каменной стены и вел пальцами по ее плоскости. Старая. Ужасно старая и полуразрушенная. Лишь она и сохранилась поблизости – высотой в несколько футов. Остальные остатки домов едва просматривались над поверхностью земли: просто три дюйма камня, уложенного так, чтобы создавать абрис длинных стен. Он насчитал двадцать прямоугольников площадью восемь на тридцать ярдов. Не осталось никаких следов того, как они делились внутри, а потому на первый взгляд могло показаться, что это остатки сараев для скотины.
И на самом деле ошибка была невелика. Память опять подкидывала Альтсину подсказки, но он вновь и вновь отбрасывал их. Лагеря для рожениц, где женщины выпускали в мир детей так долго, как только могли, и отсылали их на войны за своих богов. А когда становились бесплодны и не могли рожать – брали в руки оружие и отправлялись вслед детям.
Он ударил кулаком в стену, притягивая к себе удивленный взгляд Аонэль.
Это, пожалуй, самая серьезная сила людей, подумал он. Умение игнорировать правду, если она для нас невыгодна. Отбрасывать все, что может выбить нас из равновесия или заставить изменить взгляды.
Альтсин не хотел, чтобы это оказалось правдой. Хотел верить, что эта часть воспоминаний Реагвира – ложна. И что не было сделано то, о чем рассказывал ему Оум, когда Аонэль пошла передать его волю остальным и приготовиться к двухдневному путешествию.
– Мои дети боялись твердой земли, боялись леса, деревьев, ручьев и рек. Но я знал, что они не могут вечно жить в остатках того, чем я стал, словно черви на трупе. Ты даже не представляешь, как непросто было отыскать добровольцев, которые покинули бы мою долину и отправились на разведку. – Тихий смех окружал вора со всех сторон. – Потом согласилась Рауна Гха Нойр. Она… ты бы сказал, что была она офицером, командующим абордажным отрядом. Отважная женщина, умела сражаться, принимала участие во множестве битв, даже знала несколько здешних языков. Из ее отряда выжили восемнадцать человек, но только трое, – вздохнул он, – только трое нашли в себе смелость отправиться на разведку вместе с ней. Так их пугало то, что могло случиться вне долины.
Альтсин кивнул и принялся одеваться. Ему принесли местные вещи: суконные штаны и льняную рубаху, крепкий пояс, онучи и обувь. Сбрей он бороду – и на первый взгляд мог бы сойти за аборигена.
– Рауна взяла оружие, своих людей, запас еды на несколько дней и пошла. Сперва они странствовали вокруг долины – не дальше, чем в половине дня дороги от нее, позже разведали местность вдоль реки, а потом берегом моря отправились на юг. Нигде не встречали людей, хотя находили следы селений, заросшие бурьяном поля, остатки дорог и даже следы одичалых овец и коз. Когда остров покидали, на кораблях не хватило места для животных. Так мы тогда думали.
Вор поправил пояс, надел сапоги и на всякий случай, чтобы дать понять, что слушает, кивнул:
– Вы ошибались?
– Да. Мы очень ошибались.
Что-то в голосе Оума заставило Альтсина замереть на половине движения и внимательно взглянуть на трон.
– Через месяц Рауна направилась на север, в глубь леса. И там она наткнулась на Имили и его женщин.
– Имвили, – сурово вырвалось у него из горла – само собой, бездумно, воспоминания бога проталкивались вперед, словно любопытные дети. Оум был прав, они смешивались с фрагментом души Реагвира все легче и быстрее. – Звался он Имвили из Ганверта. Был авендери, носил татуировки, но никогда не познал полного Объятия. Потерял ногу в битве с венлеггами, и его послали, чтобы охранял один из лагерей для рожениц.
– Так тебе это запомнилось?
– Он… Кулак Битвы сам выбрал его для этого задания. Это предполагалось наградой за верную службу. На поле битвы от безногого авендери не было бы никакого толка, а в лагере он мог пригодиться. – Альтсин встряхнул головой, сбитый с толку. Знание приходило настолько естественно, словно он вспоминал собственную жизнь.
– Да. И именно это мы и нашли. Лагерь для женщин, чьим единственным заданием было из года в год рожать детей, которых Имвили следовало обучать, чтобы, когда им исполнится четырнадцать, отсылать их на континент. Это были твои лагеря, Кулака Битвы Реагвира, созданные еще до того, как он полностью погрузился в безумие. И потому их приказали смести с лица земли. Все.
Эти слова вора потрясли, хотя, проклятущее проклятие, он должен был лишь улыбнуться и пожать плечами. Это не имело ничего общего с Альтсином Авендехом из Понкее-Лаа.
Но больно было тому, второму.
– Как это?
– Не знаешь? Он не знает? Когда он обезумел и принялся убивать всех на своем пути, уничтожать даже посланников других Бессмертных, было решено его ослабить. Никто не мог захватить те лагеря, поскольку на коже их обитателей горел знак Кулака, а потому выслали солдат, чтобы их уничтожить. Галлег, Лааль и Дресс назначили на эти задания наименее стоящие свои отряды. Дезертиров, бандитов, солдатню, насильно забранную в армию, несколько мелких чародеев. Они не ожидали серьезного отпора, в лагерях находились, главным образом, женщины, немного мужчин, которые должны были их оплодотворять, и множество детей.
Оум замолчал, позволяя, чтобы тишина наполнила пространство между ними, и в этой тишине Альтсин стал отбиваться от навязчивых видений. Это слишком отдаленное прошлое, чтобы иметь значение, повторял он, а кроме того, там были не его люди. Не его женщины, мужчины и дети. Их судьба ничуть его не касалась. Но почему, проклятие, он чувствовал, как ком подкатывает к горлу, а руки – трясутся?
