Честно говоря, она уходила с чувством облегчения, взяв лишь смену одежды, оружие и пояс паломника: черный, символизирующий Бездну, которую необходимо одолеть, чтобы получить Прощение. Пояс этот открывал ей двери в любых афрааграх, открывал вход в любой шатер и давал место в любом караване, с которым она странствовала. Он – и, конечно, белые ножны тальхеров.
Она залезла в одну из повозок. Проводник каравана поднял зеленую ветвь, махнул ею над головой. Верблюды фыркнули, тряхнули косматыми мордами, кони нетерпеливо переступили с ноги на ногу. Их ждало десять дней пути.
Глава 4
Камана встретила его услужливо отворенными вратами, вонью из канала, где вода превратилась в мерзкую жижу, и мрачными взглядами городских крепышей. Альтсин поприветствовал их поднятой рукой. Бóльшую часть местных составляли матриархисты, а потому в ответ он получил легкие поклоны. Монахов в городе уважали, и, хотя размер монастыря явно оставался занозой для местных купцов, никто не пытался их отсюда вытеснить. Хорошие контакты и явное уважение, каким приор Энрох пользовался среди местных племен, стоили побольше, чем монастырские здания, пусть даже и в городе, где каждый ярд поверхности ценился в сто оргов – и продолжал дорожать.
Окруженный кирпичами Граничный Камень сверкнул белизной в стене, словно напоминание, кто именно правит на острове.
Камана была самым большим городом на Амонерии, единственным, в который сеехийцы позволяли прибывать кораблям и где они разрешили построить порт. Остальные попытки возвести на острове торговые плацдармы улетучивались в небо с дымом и пламенем. Много лет миттарийцы, понкеелаанцы и жители других центров торговли западного побережья яростно спорили, кто, собственно, основал город, словно знание это давало им хоть какую-то пользу. Поскольку начало Каманы терялось во временах до возникновения Империи, Альтсин подозревал, что выстроила его некая группка отчаявшихся беглецов от религиозных войн, от которых содрогался континент.
Нынче, с тридцатью тысячью жителей, он не слишком-то впечатлял размером, но развитие его сдерживали Граничные Камни – восемьдесят шесть белых валунов, которыми сеехийцы обозначили территорию, которую город может занимать. Камни уже многие годы назад встроили в городские стены, и, даже если кому-то из Совета приходило в голову проверить, действуют ли еще древние договоры, кости, грохочущие на Белом пляже, довольно быстро возвращали любопытствующего на землю. Местные племена не терпели шуток с подобными вещами.
Едва оказавшись за вратами, Альтсин нырнул в узкие улочки, а над его головой выросли дома в несколько этажей. Город задыхался, стены стискивали его железными обручами, и, не в силах из них выплеснуться, он убегал в единственно доступную сторону – вверх. Новые и новые этажи жилых домов достраивали, расширяя, используя все доступное место, а потому если на земле здания отделялись друг от друга крепкой мостовой шириной в пятнадцать футов – как раз чтобы без проблем могли разминуться две повозки, – то на высоте шестого этажа между домами можно было перескочить одним прыжком. Еще этаж-другой, и крыши соприкоснутся, а улица превратится в туннель. Конечно же, если в один прекрасный день все это не завалится.
Местные каменщики достигли абсолютного совершенства в постройке все более тонких и легких стен, но даже они не были чудотворцами – за последний год под руинами трех домов погибли более пятидесяти человек. Совет Каманы уже долгие годы пытался ввести ограничения на новые этажи, но пока там заседали владельцы большей части городских строений, принять такой закон оставалось невозможно. Кроме того, всякий дополнительный этаж – это мастерские, мануфактуры и торговые склады, что были словно вымя мифической Вантийской Козы, которое при каждой дойке дает горсть жемчужин. А только дурак откажется от того, что можно обложить налогом.
Монополия на торговлю со всем островом – оловом, медью и серебром, янтарем, мехами, медом и бесценной древесиной, используемой для строительства кораблей, в том числе и знаменитым анухийским красным дубом, – приводила к тому, что, как говаривали, в Камане даже брусчатка была из золота. Каждый купеческий род, каждая гильдия, каждый прибрежный город старались разместить тут своих представителей.
Деньги притягивали людей, люди притягивали проблемы, проблемы притягивали воров, бандитов, контрабандистов и прочую пену. Лига Шапки вот уже годы имела в Амонерии своих резидентов, торгующих всем, от краденого янтаря до информации. Потому что знание, какой из кораблей идет с полным трюмом, что везет и куда поплывет, стоило пиратским капитанам четвертой части добычи.
Альтсин сумел установить контакт с людьми Лиги, но в первые месяцы предпочитал обходить их стороной. Ведь никогда не известно: Толстый мог оказаться совершенно не в курсе насчет его роли в резне на крышах Понкее-Лаа и в уничтожении Праведных графа Терлеаха, но биться об заклад, что Цетрон-бен-Горон этого не знает, было все равно, что просить акулу, чтобы та позволила погладить ее по языку, в надежде, что она не голодна. А если бы знал – что тогда? Ответ на этот вопрос скрывался в подброшенной монете, на аверсе которой был кинжал убийцы, а на реверсе – гаррота. Анвалар не допустил бы, чтобы некто вроде Альтсина спокойно ходил по миру. По тем самым причинам, по которым он достиг власти над Лигой и встал на битву против графа. Потому что чувствовал себя ответственным за этот мир. Ну ладно: может, не за весь мир, а только за Понкее-Лаа и Лигу, но для Толстого город и был миром, верно?
Потому первые дни Альтсин провел, прислушиваясь к сплетням о людях, за головы которых анвалар назначил цену. И только когда уверился, что его среди них нет, встретился – пару месяцев назад – с неким Севером Райя, руководившим людьми Лиги в Камане. Райя, старый пират и налетчик, принял новичка с настороженностью, но, когда Альтсин выказал знания о Цетроне, вполне достаточные, чтобы не возникло сомнений, что он именно его человек, – угостил вином и пообещал помочь. За соответствующую плату, естественно. Впрочем, ситуация оставалась напряженной, эхо событий в Понкее-Лаа докатилось до Каманы некоторое время назад, однако было это эхо далекое и нечеткое, а потому лояльность местных относительно Лиги Шапки стояла под слабым, слабейшим знаком вопроса. Знаком вопроса на восемь дюймов стали между ребрами, как говаривала воровская пословица.
Скоро он все узнает. Обещал Райю двести оргов за информацию об Аонэль, заплатил треть задатка и сегодня утром получил приглашение на встречу. Та должна была состояться в доме Райи, среди людей, что не предвещало проблем, потому что никто рассудительный не совершает убийства в собственном доме, а к тому же в переданном известии главарь Лиги приказал ему захватить остаток денег, что тоже было неплохо. Может, он просто-напросто оказался честным преступником и действительно нашел некий след этой проклятущей сеехийской ведьмы.
Ну что же, поглядим.
Он мысленно вернулся к Белому пляжу.
Братья Геннар и Лоннар из Вейрхов, возглавлявшие тогда нападение несбордийцев, направили восемьдесят своих длинных кораблей к городу и потребовали, чтобы им отворили ворота. Милостиво предложили, чтобы все, кто хочет уйти, покинули Каману, взяв столько добра, сколько сумеют унести, и гарантировали неприкосновенность всякому ремесленнику, решившему остаться. Вор порой раздумывал, во что превратился бы город, исполни его жители требования морских пиратов, которым нужны были не столько сказочные богатства, сколько база для дальнейших завоеваний. На островах Авийского моря им становилось тесно, а Амонерия искушала богатством, ласковым климатом и слабостью, что проистекало из разделения власти на острове между десятками ссорящихся племен и кланов, запутанных в густую сеть взаимных войн, родовой мести и не сведенных счетов. Вот просто приплывай и забирай, что хочешь.
