Йатех…
Он, конечно же, не услышал.
– Мы – лишь куклы на веревочках обычаев, веры, предрассудков, традиций. Нужно перейти через реку пепла, сказала она, омыться в нем… пока все это не опадет с тебя, словно горсть пыли. И тогда покажешься истинный ты.
Он встал.
– Ты задумывалась, как сложилось бы, если бы наша мать вышла за кого-то из меекханцев и родила нас в обычной северной семье?
Она испугалась перемены в его голосе: словно заговорил бывший Йатех, всегда спокойный и всегда чуть несмелый. Будто ничего и не изменилось за последние месяцы.
– Вернеан наверняка остался бы жив. Была бы у него жена и дети, ты наверняка тоже уже сделала бы меня дядей, может, имелись бы у нас и другие братья или сестры, может, они с испугом и восхищением смотрели бы на Юг, на горы, где обитают дикие, закрывающие лица воители. А может, нас бы и не было совсем. Одно решение, порыв сердца одной женщины – и вот мы здесь. Ты и я. Так далеко от дома. Скверное место, чтобы обрезать то, что нас спутывает.
Она услышала, как он вытягивает меч из ножен. Нечто похожее на дыхание – нет, даже меньше, чем дыхание воздуха, и стягивающие ее ремни распустились.
Он вздохнул, и этот вздох воткнул нож в ее сердце.
Ох, Йатех…
– Если бы мы родились в Империи, я бы порой приносил тебе цветы, порой же – какую-нибудь ленточку или маленького зверька, все то, что вроде бы любят девушки Севера. Но мы те, кто мы есть. А потому я дам тебе свой подарок, Деана, на прощание. Единственный, какой некто, рожденный в горах, может дать своей сестре. А когда мы встретимся в следующий раз… прошу, не поднимай на меня оружие. Я убью тебя, если мне придется. А теперь…
Она открыла глаза в последний момент, чтобы увидеть, как он шагает к щели, в которой исчезли бандиты.
Йатех…
Она не отозвалась, не скривилась, ледяной обруч, сжимавший ее горло, поднялся выше, превращая лицо в маску. Брат вошел между скал.
Она попыталась встать, но согнулась от боли. Сквозь пульсацию крови в висках, сквозь громы и молнии, прокатывающиеся в ее голове, она сперва услышала далекий крик, потом второй, третий и четвертый… Каждый из них обрывался внезапно, прежде чем кричащий успевал выпустить воздух из груди. Потом что-то глухо ударило, рот ее наполнился слюной, а из щели подул резкий ветер. А затем осталась лишь какофония звуков, воплей, звона стали, глухих стонов, хрипов.
Она поползла к сабле, лежавшей в нескольких шагах от нее. Девушка осторожно поднялась – словно была ребенком, учащимся нелегкому искусству ходьбы. Топот ног где-то там, в расселине, один из бандитов, выбегающий прямо на нее. Рефлекторный, быстрее сознательной мысли шаг вперед и движение рукой. Боль, взрывающаяся в боку, и мужчина, хватающийся за горло, хрипя, падая на землю. Ей не было нужды бить, лицо его уже было разрублено почти пополам, и вперед его нес лишь ужасный испуг.
Он упал – и наступила тишина.
Из расселины не вышел никто, хотя она ждала четверть часа, потом еще столько же, до того момента, когда солнце приветствовало ее светом. Потом надела экхаар и, опираясь на саблю, словно на трость, вошла внутрь.
Короткая расселина открывалась в скальный закуток, овальный, как внутренности большого яйца, и мертвый, будто та тварь, что яйцо когда-то снесла. Первый труп, второй и третий, кожаный кубок и шесть костей между ними. Дротики и топорики, за которыми они не успели потянуться. Чуть дальше колдун, разрубленный от левого плеча по правое бедро; с каменной стены вокруг него, казалось, вытекало нечто ледяное и липкое.
Еще двое бандитов воспользовались полученным временем и достали оружие: сабля в смертной хватке ровно отрубленной руки была как знак, подпись, она лично учила его такому удару. Последних двоих, в том числе и юношу, изображавшего главаря, Йатех загнал в угол, где они отчаянно пытались защититься. Стальной клинок того, что повыше, разломился от страшного удара, из-за которого, промазав, сабля попала в один из лежащих тут камней. Она начала считать.
Сначала трое стражников, пойманных врасплох, потом колдун, самый опасный из всей банды, затем остальные и тот, который сумел выскочить наружу, уже мертвым, хотя ноги его об этом еще не знали. Девятеро. И все – чисто и быстро. Так чисто и быстро, словно Йатех не сражался за жизнь, а прибирался, равнодушно заметал мусор.
Кем ты стал, брат?
Его уже не было здесь – да она, если честно, на такое и не надеялась. Полагала, что его не будет, в этом состоянии она бы не справилась… не сумела… теперь, когда избита…
Сражаться с ним? Убить его?
Сами эти мысли прошили ее внезапной вспышкой белой боли. Даже если законы племени говорили о гаанех: «Когда найдешь его, принеси телу покой», – она не была уверена… не хотела…
Нет! Она отбросила эти мысли.
Нынче у нее были другие обязательства.
Голова ее закружилась, а очередной приступ боли лишил дыхания, так что ей пришлось опереться о скалу. И тогда она увидела то, от чего сердце ее сжалось такой болью, что поломанные ребра рядом с этим могли показаться неловкой лаской.
На камне посредине площадки, в беспорядке, но старательно уложенные в кучку, лежали четыре баклаги, немного припасов и две легкие сабли, скрещенные так, как она всегда вешала на стену тальхеры.
Ох, братец.
Она села под скалой, не в силах удержаться на ногах.
* * *
Метла. Пепел. Работа.
И наклонить голову, пониже, чтобы никто не заметил танцующую на губах улыбку, чтобы не уловил блеска в глазах. А особенно – он. Мужчина в маске, который впервые издал хоть какой-то звук, пусть даже хрип, вырвавшийся из его горла, похожий на кашель утопленника, непросто было воспринимать как веселый. Когда охранник черноволосой попал в пустыню, воин в алом вскочил на ноги и стиснул бронированным кулаком запястье мальчика.
– Обман! Измена!
Китчи-от-Улыбки потянулась на своем сиденье, словно кошка, провоцирующая пса на атаку.
– Правда? И кто же обманывает и изменяет?
– Она! Она! Она! – Казалось, что пальцы мужчины потеряли способность передавать хоть какое-то другое сообщение.
По лицу мальчишки стали пробегать спазмы боли.
– Но она здесь. Туда отправился лишь ее слуга.
На пару ударов сердца мужчина замер. Грудь его приподнялась в глубоком вздохе.
– Только смертные могут вмешиваться. – Голос мальчика стих, а лицо разгладилось. – Причем – только родственники по крови.
– Естественно. – Пестрая ветреница склонила голову в пародии согласия. – А там ты как раз видишь брата и сестру. А еще ты имел возможность узреть результат того, что я бы назвала демонстрацией искусства иссарского убийцы. Кстати, если хочешь меня спросить, то я рада, что Владыка Огня не показал нам его в процессе работы. Такое насилие могло бы подействовать мне на нервы.
