Авелонея указала путь. Они пошли вперед, а встречные быстро уступали им дорогу.
– А кто вы такие? Кроме того, что вы безжалостные убийцы, не ведающие страха, мастера любого оружия, хотя наши Ученики Меча, наверное, улыбнулись бы, услышав этот титул, а еще – фанатичные последователи своих Законов, готовые убить лучшего друга, если тому не повезет увидеть лицо кого-то из вас?
– И сколько ты знаешь таких рассказов?
– Много.
– А сколько слышала от достойных доверия людей, которые видели нас лично?
– Ни одного. – Женщина рассмеялась снова. – Что не значит, будто все они неправдивы.
– Нет, но иссарам, которые не сумеют позаботиться о фрагменте своей души, не проживут вне афраагры и нескольких дней. Да и всегда есть другой путь. Только иной раз его сложно выбрать в нужный момент. Куда мы идем?
– В залы, посвященные книгам севера. В том числе и твоим соплеменникам. А ты? Что привело сюда тебя?
Вопрос несколько сбил Деану с темы:
– В Коноверин?
– В Библиотеку.
– Я Песенница Памяти в моем роду, а потому у меня есть обязанность искать рассказы о наших братьях и кузенах. Которые, как говорят, некогда сюда прибыли. Те, кто не захотел поклониться Законам Харуды.
Тихое хихиканье заставило Деану повернуть к ней голову. Авелонея внимательно смотрела на нее:
– В некоторых книгах пишут, что это Харуда не хотел им поклониться. Якобы, когда он появился в Кан’нолете, то много дней валялся на земле, ругался и злоречил. Первые тексты даже называли его Неохотным Пророком.
Деана чуть склонила голову и постаралась, чтобы библиотекарь услышала насмешку в ее голосе:
– Проверяешь, разгневаюсь ли я, вытяну ли оружие? Третий и Пятый Свитки из Манея издавна считаются правдой. Мы принимаем колебания и бунт Харуды, потому что колебания и бунт – часть жизни любого молодого иссарам. Но каждый из них потом принимает собственное предназначение.
– Каждый?
– Каждый, кто является истинным иссарам.
Смех Авелонеи был искренним и заразительным.
– Твоя язык скользкий, как болотная пиявка. Тебе бы учить отвечать наших послов.
Они миновали двери, над которыми была надпись: «Камень в воде», что бы это ни значило, и оказались в огромном зале. А скорее, судя по числу дверей вокруг, в чем-то вроде прихожей-переростка, наполненной полками с книгами. Со множеством книг. Больше, чем Деана видела в жизни.
В стенах было с десяток футов высотой, а каждая свободная поверхность использовалась, чтобы разместить там какую-то книгу. Полки вставали под потолок, и даже странно было, что не шли по нему самому.
– В Великой Библиотеке более миллиона четырехсот тысяч книг, свитков, глиняных таблиц, оттисков в бронзе и меди, которые мы собираем больше двух тысяч лет. – Голос женщины был полон гордости матери, глядящей на дочь в свадебных поясах. – Хотя мы вот уже пять сотен лет пишем в книгах, поскольку те крепче свитков и обеспечивают лучший доступ к знаниям. Ежегодно наши копировщики заполняют знанием еще три тысячи томин – знанием, которое стекается к нам со всего мира.
Деана осмотрелась:
– Стекается?
– О да. К нам прибывают ученые, маги и жрецы со всех цивилизованных уголков мира. Из Меекхана, западного побережья, южных княжеств, Ромерийских островов и даже из далекой Сайари. По традиции, в благодарность за то, что пользуются нашим собранием, они привозят знание из собственных стран. Мы словно сито, которое из ила и мусора вылавливает золотые самородки.
– И это все ученые трактаты?
Авелонея окинула Деану насмешливым взглядом:
– Некоторые из книг здесь – поэзия, пьесы и романы. Но я знаю и тех, кто утверждает, что наше знание о мире меняется с каждым поколением, а хорошее повествование длится вечно, а потому может оказаться, что именно те романы – жемчужины человеческой мудрости. Пойдем, я покажу тебе зал иссарам.
Над входом в помещение, посвященное ее народу, виднелся символ сломанного меча, скрещенного с целым клинком. Старейшие сказания гласили, что Харуда, когда уже уступил воле Матери, сломал свой меч в знак того, что закончился один цикл его жизни, – и приказал отковать себе меч новый, как символ начала нового цикла. Со временем иссарам перестали употреблять глиф с двумя клинками, и теперь лишь половина этого символа – сломанный клинок – виднелась на родовой стене подле имен воинов, которые отдали свой фрагмент души, будучи бездетными.
Деана вошла внутрь и остановилась, удивленная. Собственно, она не знала, чего ожидать, хотя, судя по прихожей, надеялась, что зал этот менее… пуст. Комната была большой, наполненной светом, что врывался в окна под потолком, но, кроме нескольких полок, на которых она увидела, может, с два десятка свободно уложенных книг и горсть свитков, она не заметила никаких других записей. Подле большого стола с каменной столешницей стояли двое мужчин.
Должно быть, вошедшие прервали их жаркую дискуссию, поскольку лица у обоих уже стали пурпурными, а стиснутые кулаки, упертые в полированный камень, походили на вырезанные из мрамора.
Деана окинула их быстрым взглядом. Первый был явственно старше, белая одежда едва сходилась на животе, а на голове, за ушами, остались лишь кустики седых волос; второй – моложе, худой и бритый наголо, что у большинства служащих в Библиотеке мужчин, как она заметила, было в обычае. Оба смотрели на нее так, словно увидели призрака, выходящего из могилы.
Сопровождающая ее фыркнула, словно разозленная кошка, и обронила несколько слов на неизвестном Деане наречии.
Те даже не шевельнулись.
– Ученые… – Непросто было понять, слышна ли в голосе Авелонеи издевка или же просто злость пополам с нетерпеливостью. – Живут в собственном мире, готовые выдвигать баллисты аргументов против укреплений чужих теорий и интерпретаций, но когда тема спора встает перед ними собственной персоной, не знают, что и делать. Порой я думаю, что уничтожь боги весь мир вне Библиотеки, они бы и не заметили. Тот, что пониже, – Оглаль из Физ, а тот, что повыше, – его сын, Оглаль Младший.
Деана взглянула еще раз. Мужчины были схожи, как дерево и тростник. Авелонея верно поняла ее молчание:
– Сын пошел в мать, а у него – лишь дочери, потому Оглаля Самого Младшего пока что нету, и лишь Агар знает, как тот выглядел бы. Оба занимаются историей и обычаями твоего народа, хотя, как я полагаю, они лишь пару раз в жизни видели иссарам своими глазами. Причем – издалека.
Старший вздрогнул и с усилием прикрыл рот. Сглотнул, вздохнул, поклонился:
– Приветствую тебя, Ищущая, в моем доме. Хвала Матери, что она привела тебя в такое место.
Он говорил на языке иссарам с тяжелым акцентом, неторопливо подбирая слова, как тот, кто вспоминает редко используемое умение. Младший тоже вздрогнул и заговорил.
