– Через сто пятьдесят лет?
– Именно.
– И они, – Деана переводила взгляд с одного мужчины на другого, – проводят время, споря о том, что написал несколько поколений назад некий Гелурти, хотя могли бы сами выйти в город и поговорить с прибывшими сюда иссарам? И просто спросить, отчего тот человек мог даровать жизнь одному человеку и убить двух следующих?
Оба взглянули на нее, словно она была слегка не в себе.
– Видишь, – в шепоте ее спутницы скрывались отравленные иглы, – ученые. Нам не хватает таких, как Регелесс, которые ищут знания у источника. Эти предпочитают дискутировать о том, что и зачем написал кто-то, а внуки их станут спорить о том, чье мнение о дискуссиях на тему других дискуссий могло оказаться перевранным. Ничего странного, что вот уже триста лет сюда не добавили ни одной книги.
Старший из Оглалей скривился, словно Авелонея угостила его бокалом лимонного сока. Было видно, у кого здесь есть амбиции лечь подле знаменитого путешественника.
– А почему он мог бы сделать то, что сделал? Тот воин из «Торговых рассказов»?
Деана улыбнулась под экхааром:
– Хотите поторговаться? Знание за знание. Я слышала, у вас есть книги о племенах, родственных иссарам, которые сбежали на юг после объявления Законов Харуды.
Мужчины переглянулись:
– Собственно, это всего лишь несколько страниц в разрозненных томах. У нас мало есть на эту тему, Библиотеку тогда еще не создали. – Младший казался искренне переживающим. – Пишут, что было три волны беглецов: из восточных, центральных и западных Анааров, – что часть их осталась в пустыне, сражаться со своими фанатичными кузенами, которые закрыли лица и принялись вырезать родственников, если те не желали принимать Законы. Некоторые утверждают, что…
Старший толкнул сына в бок и смерил Деану мимолетным взглядом:
– Обмен, воительница? Знание за знание?
– Ваша информация не кажется слишком уж достойной внимания. Никаких названий племен, родов или имен. Ничего такого, чего бы я и сама не знала. Я не это ищу.
Гримаса мужчины напомнила ухмылку Самия, когда тот предлагал ей обмен языками.
– Есть одна книга… с одним абзацем… в котором есть названия семнадцати родов и около тридцати имен беглецов из центральной части Анааров. Якобы и ты происходишь из тех мест.
Она задумалась:
– Есть один из малоизвестных Законов Харуды, который позволяет выбирать – при определенных обстоятельствах. – Она использовала жест обмена. – Вам интересно?
Вглядываясь в мужчину, Деана не видела лица Авелонеи, но была готова поспорить, что та улыбается широко и радостно. Похоже, что торговлю коноверийцы любили больше всего.
Оглаль-отец поджал губы:
– Зачем мне знание, о котором я могу расспросить первого попавшего иссарам?
– Лет эдак еще через полторы сотни? Кроме того, я Песенница Памяти, я знаю историю и законы лучше, чем юноши, ищущие приключений, которые нанимаются на охрану караванов. Тот воин, который даровал жизнь Герулти, он ведь был старше, верно?
Тихий женский смех свидетельствовал о том, что она догадалась верно.
– Может, да. Может, нет. Эта жалости достойная писанина не слишком точна, – ответил Оглаль Старший.
– Ох, полагаю, все так, как я сказала. Полагаю также, что на самом деле ты не желаешь моего знания, поскольку проиграл бы тогда спор с сыном.
Пурпур выстрелил из-за воротника и молниеносно покрыл лицо мужчины.
– Что?
– Он утверждает, что тот ваш ученый написал правду. Ты – что он врал, придумывал глупости, а потому не заслуживает места под полом этого зала. Если я докажу, что он мог написать правду, твои шансы оказаться здесь после смерти… уменьшатся. Я права?
Авелонея тихонько зааплодировала:
– Чудесно. Я всегда говорила, что иссарам как хорошо выверенный клинок. Прекрасно умеют искать слабые места и бьют в них изо всех сил. Я согласна.
Деана взглянула на нее, увидев жемчужную улыбку и огоньки искренней радости в глазах женщины.
– Что – «согласна»?
– Обменяемся знанием. Ты получишь свои названия родов и имена взамен решения этого спора. Почему один человек выжил, а два других погибли?
– Из-за сех’родри. Это старое слово, собственно даже два: сехонар омородрин. Акт – или, скорее, милость сомнения. О нем говорит Пятнадцатый Закон Харуды, написанный на наиболее старом из известных нам языков, том, который мы использовали во время Войн Богов и тысячу лет после них. Речь идет о разнице в старину значения слов «увидеть» и «узреть». Первый закон четко говорит, что если некто узрит твое лицо, то ты либо он должен умереть, пока солнце не встанет снова. Но в старом языке «увидеть» и «узреть» значит разное. Если я встану без экхаара, а некто взглянет на меня с расстояния в двести шагов и тотчас отведет глаза, то увидит мое лицо, но не узрит его, понимаете?
Вся троица смотрела на нее с явным сомнением.
– Узреть и увидеть. – Деана подыскивала слова, потому что даже язык иссарам за последние столетия предпочел соединять эти понятия. – С двухсот шагов некто, кто на миг взглянет, сумеет сказать, что увидел мое лицо, но… э-э… не сумеет меня узнать и не сумеет нарисовать мой портрет, будь он даже одарен таким талантом, как этот ваш ученый, – указала она на книгу, которую они только что рассматривали. – Узревание же должно оказаться актом сознательным. Только тогда доходит до утраты кусочка души.
Старший мужчина не выглядел удовлетворенным:
– Это несколько… малоубедительно.
Она улыбнулась и показала ему жест удивления:
– Малоубедительно, хотя речь о вере? Отчего же? Сознательный взгляд – достоинство людей. Животные могут смотреть, могут тебя увидеть, но они не в состоянии тебя узреть. Они не могут заглянуть внутрь моей души и украсть ее. Потому в афраагре мне нет нужды закрывать лицо, когда я иду доить коз, и нет нужды убивать каждого паука, который приползет в мою спальню. И я могу – при определенных условиях, если я не уверена, что кто-то действительно узрел мое лицо или же только его увидел, – применить сех’родри. Всего миг, когда ослабленный экхаар откроет лицо, большое расстояние, темнота ночи… Тогда у меня есть выбор. Это – милость сомнения. Конечно же, позже, в афраагре, я должна подвергнуться суду Знающих, которые оценят, правильны ли были мои сомнения – или же они следовали из недостатка отваги.
Ученый потолще сплел руки на груди и подозрительно прищурился. Деана могла бы поклясться, что кустики волос за его ушами воинственно встали дыбом.
– А дети?
Она ожидала этого вопроса. Всегда, когда чужаки разговаривали с иссарам об их вере, извлекали этот аргумент, словно вождь, посылающий в бой скрытые резервы.
