…Весь в ранах, каменный цветок,
Раскрывшись, осыпался…
В проломы стен и куполов
И снег, и дождь врывался.
Но пробил час, и Дух Святой
Явился в храм с Владыкой,
И выпал бешеный топор
Из рук эпохи дикой.
Дыханье колокол обрёл,
И светлый звон разлился,
И нечисти орущей сонм
О крепость стен разбился!
Но наступили будни, и всё тут же вернулось на круги своя. Мгновения веры в торжество братской любви безвозвратно улетучились, как в стихотворении Николая Зиновьева:
Знаю я, коротка моя радость,
Скоро Веру сомненья сомнут,
Но надолго запомню я сладость
Этих нескольких в жизни минут.
На первый план опять вылезли гордыня, недоброжелательность и зависть. Как будто специально для искушения и проверки на прочность декларируемой писателями собственной православности, в основе которой должна быть братская любовь. Кто-то затеял перевыборы главного редактора журнала «Сибирь», а затем и перерегистрацию этого издания. Учредителем журнала юридически считался Союз писателей России (СПР, Москва).
Региональное отделение СПР и Областная писательская организация, лет десять назад выделившаяся из регионального отделения и также состоящая из членов СПР, по здравой логике должна была принимать участие в выборах нового главного редактора, справедливо влияя на результаты пропорционально своей невеликой численности (областная организация в три раза меньше, чем региональное отделение). Но не тут-то было. Писатели показали, что они из того же российского замеса, что и порицаемые ими «космополиты»: региональные «братья» напрочь проигнорировали факт существования Областной писательской организации, не допустив до выборов вовсе. Вдруг да проголосует за то, чтобы оставить редактора с 25-летним стажем Василия Козлова. А вскоре проигнорировали и ещё раз, не включив в число новых учредителей журнала, а заодно и в его редколлегию. Не посмотрели и на то, что в трудные времена журнал «Сибирь» несколько раз издавался на мои средства, а по результатам 2012 года многие писатели получили денежную премию имени Геннадия Гайды, учреждённую нашей фирмой.
И это при том, что по идеологическим основаниям расхождений никогда не было и нет. Не выполнили они и устную договорённость с главным редактором о включении председателя Областной писательской организации в редколлегию. Этот шаг позволил бы консолидировать на «дело», а не на вражду, интеллектуальные и финансовые ресурсы. Более того, до выхода журнала никто не удосужился хотя бы проинформировать и как-то объяснить невыполнение договорённости.
Если в нормальной среде действует принцип «договор дороже денег», то в писательской среде — «гордыня дороже денег»: уколоть кого-то и возвысить свою гордыню через унижение других — вот, к сожалению, преобладающая мораль в союзе, горделиво считающем себя истинно православным. И таких проявлений не счесть.
Пару лет назад из регионального отделения и с должности в Доме литераторов вынудили уйти женщину — за то, что начала задавать слишком много вопросов об использовании скудных писательских средств. Об «обоснованности и справедливости» их гонений высказался суд, принявший сторону гонимой и присудивший выплатить ей компенсацию за моральный ущерб и за невыдачу трудовой книжки.
Добрые человеческие чувства, по образному выражению Николая Зиновьева, занесены в Красную книгу; к огромному сожалению, и в писательской среде:
В Красной книге чувств людских
Много светлых и святых.
Не вернёт их ни искусство,
Ни тем более мой стих.
И Надежды зря не строй,
И она есть в книге той.
И ещё есть, для примера,
В книге той Любовь и Вера.
И конечно, не секрет,
Что ни лжи, ни зла в ней нет.
Как в связи с этим не вспомнить производственные коллективы промышленных предприятий, ещё дореформенных, где отработал я лет двадцать. Там правда, пусть и нелицеприятная, но всегда по-отечески или по-братски доброжелательная, высказывалась без обиняков. А любви друг к другу и родному предприятию было на несколько порядков больше. Не могу отделаться от ощущения, что формально атеистический заводской коллектив по главному признаку — любви и честному отношению к ближнему — был более православным, чем писательская, а в чём-то и церковная среда. Писал же когда-то Геннадий Гайда о нас, потомках большевиков:
…Златя кресты, лобзая образа,
Вы нас, при всех потугах, — не поймёте.
…Так дребезжи на каждой верхней ноте,
Стеклянная актёрская слеза!
Сам Геннадий не раз был готов буквально броситься в драку на писательских собраниях, и особенно на выборах, от творившегося бесчестия. Не сильно влияют пока удесятерившиеся в своём количестве храмы и на нравственность паствы. Вот и получается, что духовное здоровье сегодня можно черпать только из далёкого прошлого, когда не пустым звуком были слова: Вера, Правда и Честь.
Глава 5
Обычная и мистическая недвижимость
Одушевлённые и неживые квартиры
Первые несколько лет удачного бизнеса принесли немалые финансы и позволили скомплектовать работоспособный коллектив в несколько десятков человек. Возросшие объёмы поставок уже не размещались в арендованных складах солидной государственной организации «Атомпромкомплекс», относящейся аж к самому Министерству среднего машиностроения, работающему исключительно на оборону. Помещения, выделенные под офис арендодателем-партнёром, также становились тесноватыми. К тому же стало ясно, что совместной деятельности с директором «Атомпромкомплекса» не получилось, каждый занимался своими делами. В результате я вышел из учредителей его побочной фирмы с ведическим названием «Митра», а он — из моего «СибАтома». Так из партнёра мы превратились в арендатора. Но какое-то время до моего переезда у нас оставалась общая приёмная, хотя секретарь был только его.
С лёгкой завистью посматривал я на сработанность секретаря и водителя с моим коллегой-арендодателем. Они решали кучу его личных вопросов. Во всяком случае, Георгий сам не таскался, например, с продуктами и не отвлекался на разные бытовые мелочи. Это было непривычно. Ещё совсем недавно за это могли бы обвинить в использовании служебного положения в личных целях, исключить из КПСС и снять с должности. В памяти живы ещё рейды милиции с проверкой законности проезда служебных легковых машин на дачных направлениях, а также обмеры дач крупных руководителей, вплоть до председателя облисполкома. Иметь дачу площадью больше, чем метров пятьдесят, считалось нескромным, невзирая на количество детей, внуков и честно заработанные социалистические деньги, не знакомые с долларовым эквивалентом (за обмен рублей на доллары грозили в ту пору огромные тюремные сроки). Неумолимый обком партии ставил вопрос ребром: либо сдача «больших» домиков, либо снятие с номенклатурной должности.
