Аристотель назвал счастье высшим благом, а Фома Аквинский стал называть его блаженством. Высшее блаженство, по Ф. Аквинскому, – непосредственное созерцание Бога, но оно возможно лишь в раю. Святой Фома, таким образом, отправил счастье на тот свет.
Мыслители Ренессанса опустили счастье на землю (Л. Валла, Д. Пико делла Мирандола, П. Помпонаццы и др.). Но некоторые из них зашли в своём стремлении к земному раю чересчур далеко. В особенности это относится к Лоренцо Валла, который провозгласил культ наслаждения. Он оказался плохим учеником Эпикура. Греческий мудрец вовсе не раздувал удовольствие до необъятных размеров.
Вот как защищал Эпикура от гедонистов И. Кант: «У Эпикура, таким образом, высшим благом было счастье, или, как он это называл, наслаждение, т. е. внутренняя удовлетворённость и радостное сердце. Человек должен быть застрахован от упрёков как со стороны самого себя, так и со стороны других. Это вовсе не философия наслаждения, как её неправильно понимали. Существует его письмо, в котором он приглашает к себе кого-то, но при этом ничего другого не обещает ему, кроме сердечной радости и ячменной каши, т. е. плохой эпикурейской еды. Таково, таким образом, было наслаждение мудреца. Он признавал, следовательно, ценность добродетели, рассматривая нравственность как средство достижения счастья» (Гусейнов А. А., Иррлиц Г. Краткая история этики. М., 1987. С. 572).
Каждый из нас знает, что нехорошо – лениться, нехорошо – обманывать, нехорошо – лицемерить, нехорошо – завидовать, грубить, впадать в отчаяние или гордыню и т. д., и т. д. Но, несмотря на то, что мы с детства усваиваем, что такое хорошо и что такое плохо, мы сплошь и рядом ленимся, обманываем, лицемерим, завидуем и т. д., и т. д. В чём тут дело?
Мало – знать, надо ещё и уметь делать! Между теорией и практикой в нравственности мы порой имеем дело с «дистанцией огромного размера». Эта дистанция преодолевается нашей волей. Выходит, чтобы быть нравственным человеком не только в теории, но и на практике, необходимы, по крайней мере, три вещи: 1) иметь нравственные принципы и нормы; 2) иметь волю для их осуществления; 3) совершать нравственные поступки. В этой триаде (норма → воля → поступок) волевое усилие занимает промежуточное положение между духовными представлениями о нравственности и их практическим воплощением.
Были ли и есть ли люди, которым всегда с лёгкостью удавалось или удаётся осуществлять нравственную триаду, о которой идёт речь? Таких, нравственно совершенных, людей не существовало и не существует. Но всё дело в том, что разные люди в разной мере приближаются к нравственному идеалу, который, как и любой другой идеал, вместе с тем, всегда впереди.
Чтобы иметь перед собой живые образцы нравственного поведения, люди слагают легенды о тех, кто, по их мнению, приблизился к нравственному идеалу. Таких людей они могут со временем даже обожествить – как Будду или Христа, а могут найти и другие формы преклонения перед ними. К нерелигиозной форме преклонения перед людьми высокой нравственности европейцы пришли по отношению к знаменитому греческому мудрецу Сократу (470–399 до н. э.).
Конечно, у живого Сократа, как и любого другого человека, были свои нравственные проступки, но, в отличие от миллионов других людей, он достиг большого успеха на пути, ведущем к нравственному совершенству, нравственной чистоте, тем самым обессмертив своё имя. О нём стали складывать легенды. Одна из них гласит о том, почему ему удалось прожить свою жизнь в соответствии с высокими нравственными требованиями, которые он сам себе предъявлял. В этой легенде повествуется о том, что в связи с рождением Сократа его отец – скульптор Софроникс – обратился к оракулу с вопросом, как ему воспитывать сына. Оракул ответил: «Пусть сын делает то, что ему заблагорассудится; отец не должен его к чему-то вынуждать и от чего-то удерживать. Отцу лишь следует молиться Зевсу и Музам о благом исходе дела, предоставив сына свободному проявлению своих склонностей и влечений. В иных заботах его сын не нуждается, так как он уже имеет внутри себя на всю жизнь руководителя, который лучше тысячи учителей и воспитанников» (Нерсесянц В. С. Сократ. М.: Наука, 1984. С. 5).
В качестве внутреннего руководителя у взрослого Сократа, по его собственному признанию, выступал его личный бог – даймоний (демон, гений), который и предостерегал его всю жизнь от дурных поступков. На суде, где его приговорили в семидесятилетнем возрасте к смертной казни за развращение молодежи, он вспоминал, по свидетельству его ученика Платона: «Со мной приключается нечто божественное или чудесное… Началось у меня это с детства: возникает какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен делать, а склонять к чему-нибудь никогда не склоняет. Вот этот голос и возбраняет мне заниматься государственными делами» (там же).
Задолго до Л. Н. Толстого Сократ увидел главный смысл человеческой жизни в нравственном самосовершенствовании. Он был первым среди европейских мыслителей, кто стал рассматривать культуру с нравоцентрической точки зрения, т. е. считать, что нравственный прогресс определяет развитие культуры в целом. Не следует, однако, модернизировать нравоцен-тризм Сократа. Он был сыном своего, мифологического, времени. Вот почему его нравоцентризм имеет явно мифологизированную форму.
В связи с тем, что Сократ не оставил после себя письменных произведений, мы узнаем о его мировоззрении по высказываниям о нём других философов – в первую очередь по платоновским диалогам. Дело в том, что Платон в своих диалогах говорил устами Сократа. Вот почему провести границу между взглядами Сократа и Платона не представляется возможным. Историки науки, тем не менее, относительную границу между ними проводят, подчёркивая при этом, что Платон был учеником Сократа, что объясняет сходство между ними.
Сократ был верующим человеком. Среди богов, особенно почитаемых им, был Аполлон, под знаком которого он появился на свет. С именем Аполлона связано высказывание, приписываемое Филону: «Познай самого себя». Оно было написано на храме Аполлона в Дельфах, где, по преданию, Сократ побывал ещё в молодости. Предполагают, что это высказывание сыграло решающую роль в жизни молодого Сократа, оставившего занятия скульптурой и посвятившего свою жизнь философии.
Предполагают также, что к занятиям философией Сократа склонили два его современника – Архелай и Анаксагор. Сократ, по словам Платона, рассказывал: «…однажды мне кто-то рассказал, как он вычитал в книге Анаксагора, что всему в мире сообщает порядок и всему служит причиной Ум; и эта причина мне пришлась по душе.» (там же. С. 14). Анаксагор способствовал появлению интереса у Сократа к физике. Сократу приписывают, в частности, слова о шаровидности Земли. «Земля, – говорил он, – если взглянуть на неё сверху, похожа на мяч, сшитый из двенадцати кусков кожи и пестро расписанной разными цветами. Краски, которыми пользуются наши живописцы, могут служить образчиками этих цветов, но там вся Земля играет такими красками и даже куда более яркими и чистыми» (там же. С. 17–18). Сократ здесь, если верить Платону, предвосхищает далекое от него время, когда на Землю стало возможным смотреть из окна космического корабля.
