Впрочем, он, оказывается, и не шел, он исчез, испарился сразу же после отправки: в пути его не было. Шли двое. Но и в шатре Ахилла его тоже не было — он же не мог оказаться там раньше других: ясно сказано, что Ахилл услаждал себя музыкой наедине с Патроклом, а затем был удивлен приходу послов. Куда же подевался Феникс?
После переговоров Ахилл пригласил его остаться на ночь — значит, он воспринимал его как гостя, как посла. Более того, как я уже сказал, его не было и во время ссоры Ахилла с Агамемноном в I песни, а там-то Ахиллу был ох как нужен мудрый совет старого опекуна! Но тот даже и не упомянут там. Он появляется внезапно в IX песни в речи Нестора, а затем сразу незваным гостем в шатре Ахилла, где, однако, ему и положено быть всегда — по его роли, прокламированной в ЕХ же песни в его собственной речи.
И хочешь не хочешь, приходится сделать вывод, что пара послов — это неубранный след более ранней версии «Пресбеи», остаток от того времени, когда только двое вождей и состояло в посольстве — Одиссей и Аякс, и Одиссей возглавлял посольство, а Феникс еще не был введен в поэму. Как это обычно бывает, следы ранней версии не удалось радикально устранить при обработке, швы остались, да и куски новой ткани отличались от старой. Позитивный след — двойственное число, негативный след — отсутствие Феникса там, где бы ему надлежало быть. И в окончательном тексте налицо, выражаясь словами Пейджа, «комбинация двух вещей: посольства без Феникса и посольства с Фениксом».
3. Когда нечего возразить... Ах, сколько чернил пролито, сколько хитроумнейших умов билось над этим камнем преткновения, чтобы убрать его с пути посольства, устранить, все сгладить! (,Scott 1912; Sieckmann 1919; Tsa-garakis 1971; 1973; Koehnken 1975; 1978; Thornton 1978; Tarkow 1982; Wyatt 1985 и др.) Говорилось, что двойственное число Гомер мог запросто употребить вместо множественного, как множественное употреблялось вместо двойственного. Но множественное употреблялось вместо двойственного у Гомера и у других древних авторов, даже потом вытеснило его, а вот противоположного ни у Гомера, ни где-либо еще не наблюдается. Далее, утверждалось, что Феникс не учитывался в составе посольства, потому что он — как друг Ахилла — прибыл раньше, чтобы подготовить Ахилла к предстоящей беседе. Но почему об этом не сказано? А ясно сказано совсем другое — что Ахилл сначала был наедине с Патроклом, а потом был удивлен приходу послов. Он не был подготовлен.
Выдвигался и такой довод в пользу исключения Феникса из счета: он был не предводителем посольства, а проводником. Но Пейдж продемонстрировал, что это не так: еще 44 раза встречается у Гомера глагол гегейстхай («предводить») и означает всегда руководство, а не простой показ пути. Предлагалось и более тонкое объяснение — что Феникс по статусу не мог идти наравне с Одиссеем и Аяксом, не говоря уж о главенстве: они — вожди, а он — прислужник Ахилла. Увы, и это возражение несостоятельно. Во-первых, он сын самостоятельного вождя, лишь из-за стычки бежавший к Ахиллу. Во-вторых, он и от Ахилла получил целый народ — долопов — в свое владение. Ахилл предлагал ему царствовать (EX, 616). В-третьих, Нестор не только сформулировал предложение о главенстве Феникса, но и, перечисляя послов, первым назвал его, тогда как простого проводника и прислужника он бы назвал после именования послов. Не получается.
Еще более тонкое объяснение: Феникс не входил в состав посольства, так как функция его была другая — как доверенное лицо Ахилла он должен был облегчить послам контакт с Ахиллом. Опять не выходит: Ахилл встретил всех прибывших как «самых дорогих друзей», так что посредничество Феникса не требовалось. Формально состав посольства не делится, все трое выступали с речами, Феникс — в середине, а Нестор если и выделяет Феникса, то только как «предводителя».
Совсем уж тонкое объяснение, тоньше некуда, — психологическое: Ахилл сначала воспринимал послов отдельно от Феникса и применил к ним двойственное число, а когда убедился, что все трое заодно, перешел к множественному числу, поэт же смотрит на них глазами Ахилла, ну и т. д. Не говоря уже о сомнительности столь современного литературного приема в столь древние времена, поэт вернулся к множественному числу до того, как Ахилл мог убедиться в намерениях героев.
И вовсе курьезное объяснение (Торнтона и Гордезиа-ни): что двойственное число имеет в виду две части посольства — послов и вестников или Феникса и послов-вождей. Аналогий этому нет и не может быть: нигде и никогда двойственное число не использовалось так. Только от «плохой жизни» могут квалифицированные специалисты (один советский, другой американский) применять подобные аргументы — когда нечего возразить, а возразить надо.
Обо всех таких объяснениях хорошо сказал Пейдж: они «пытались объяснить то, что сказано, исходя из того, что не сказано, и то, что сделано, — из того, что и не могло быть сделано». Я отнес это как к тем объяснениям, которые предлагались до Пейджа, так и к тем, которые предложены после него.
4. Корона без бриллианта. Парадоксально, что немецкий классик Ульрих Виламовиц, этот асе аналитиков, признанный глава всей античной филологии конца XIX — начала XX веков, не хотел выделять Феникса из «Пресбеи»: «Попытка выбросить Феникса выломала бы бриллиант из короны этого позднего стихотворения первого ранга».
Что же получится, если все-таки «выломать бриллиант» — убрать Феникса, вычеркнуть его длинную речь? Пейдж не рассматривал этого.
Итак, первая речь — Одиссея. Если речи Феникса нет, то сразу же за отповедью Ахилла Одиссею последует выступление Аякса. Ахилл под конец своей отповеди Одиссею говорил:
Вы возвратитесь теперь и всем благородным данаям
Мой непреложно ответ, как посланников долг, возвестите
(IX, 421-422).
А великий Аякс, встав, начинает свою речь обращением к Одиссею:
Время идти; я вижу, к желаемой цели беседы
Сим нам путем не достигнуть. Ахейцам как можно скорее
Должно ответ объявить, хоть он и не радостен будет
(IX, 625-627).
Здесь Аякс как бы подхватывает эстафету речи от Ахилла. Вопреки мнению К. Рейнгардта, который считал, что это было бы неловким столкновением тавтологических суждений, такие подхваты речи были вполне в духе эпоса. К тому же Аякс не просто повторяет предложение Ахилла, а усиливает его словами «как можно скорее».
Нестор возлагал наибольшие надежды на Одиссея: он самый речистый и хитроумный — так он охарактеризован в песни III, но самая длинная речь — не его, а Феникса. Если же ее опустить, то самой большой речью будет речь Одиссея, что и требует логика ситуации.
В речи Аякса нет ни малейших признаков того, что ему известна длинная речь Феникса и ответ Ахилла на нее. Аякс подхватывает и подтверждает только слова Одиссея, критикует только ответ Ахилла Одиссею. Снова говорит о дарах, о семи девах, а под конец напоминает о священном долге гостеприимства:
Собственный дом свой почти; у тебя под кровом пришельцы
Мы от народа ахейского, люди, которые ищем
