По сводке Э. Бете, античная тарелка из Малой Азии с изображением Эвфорба и надписью аргивским алфавитом, а также известие Павсания о щите Эвфорба, хранившемся в аргивском Герее, говорят о том, что эпическое сказание о его подвигах существовало и что Эвфорб почитался как аргивский герой.
Вопрос, однако, нужно ставить шире. Это ведь было не аргивское сказание. Корни его на востоке.
8. Шумерский Патрокл. Среди ученых долго шел спор о том, выдумал Гомер своего Патрокла или взял из догомеровского эпоса. Многие (но не все) унитарии стояли за первое решение, аналитики — за второе. Оно вероятнее, потому что Патрокл известен и другим поэмам, а Пейдж обратил внимание на то, что при этом имени в «Илиаде» стоят в качестве постоянных эпитетов очень редкие и старые слова хиппеус (конник) и хиппоке-леутос (понукающий коней), энеес (кроткий, милостивый). Первое слово как эпитет при имени употребляется только для Патрокла, второе вообще уникально и в эпосе, и в греческом языке, но при имени Патрокла стоит три раза.
Во второй половине XX века английские и американские ученые (особенно Б. Т. Уэбстер, Дж. Гресет и Г. Миллер) заметили ряд поразительных совпадений в истории дружбы Ахилла с Патроклом, с одной стороны, и знаменитым шумеро-аккадским эпосом о Гильгамеше и его друге Энкиду — с другой (Webster 1956; 1964; Gres-set 1975; Miller 1982).
Подобно Ахиллу, Гильгамеш — сын богини и смертного отца Богиня эта (в Греции — Фетида, на Востоке — Нинсун) оплакивает судьбу смертного сына и сетует на свое бессилие преодолеть смерть. В обоих случаях по заступничеству матери верховное божество помогает герою против его врага (Шамаш помогает Гильгамешу справиться с Хубабой, Зевс дает Ахиллу отомстить Агамемнону, да и убить Гектора).
Друг Гильгамеша описан так:
Шерстью покрыто все его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
Пряди волос, как хлеба густые...
Вместе с газелями ест он траву,
Вместе со зверями к водопою теснится.
Таков Энкиду. Непохоже на ахейского героя с белой шеей и прекрасными очами?
Но сходств тем не менее много.
Энкиду был назначен состоять при Гильгамеше, опекать его, служить ему, и они становятся близкими друзьями. Любовь Гильгамеша к Энкиду сравнивается в эпосе с любовью к женщине. Таким же было и положение Пат-рокла при Ахилле, и столь же сильна любовь Ахилла к нему. Энкиду идет в бой впереди Гильгамеша — как Патрокл, посланный Ахиллом. Но следствием беспечности Гильгамеша становится гибель его друга — точно как у Ахилла. В одном из вариантов аккадского эпоса барабан Гильгамеша провалился в преисподнюю. Гильга-меш посылает за ним Энкиду и наказывает соблюдать ряд запретов, необходимых для благополучного возвращения. Энкиду нарушил запреты — и остался в преисподней. Как Патрокл, посланный Ахиллом в бой и нарушивший его запреты.
Оба царя, Гильгамеш и Ахилл, охвачены горем: разрывают на себе одежды (Гильгамеш) или пачкают их (Ахилл), рвут на себе волосы. Герой, оплакивающий друга, в обоих эпосах сравнивается со львом или львицей, у которой отняли львят. «Точно львица, чьи львята в ловушке, мечется грозно взад и вперед он» — это о Гильга-меше (VIII, 19-20).
Грозные руки на грудь положив бездыханного друга,
Часто и тяжко стенал он, — подобно как лев густобрадый,
Ежели скимнов (детенышей. — Л. К.) его из глубокого
леса похитит
Ланей ловец; возвратяся он, поздно, по детям тоскует;
Бродит из дебри в дебрь и следов похитителя ищет,
Жалобно стонущий; горесть и ярость его обымают
(XVIII, 317—322), —
это об Ахилле.
Оба, Гильгамеш и Ахилл, долго отказываются похоронить друга, наконец погребают, одинаково заливая прах медом и маслом. В сне Ахилл пытается обнять тень Патрокла — как Гильгамеш обнимает тень Энкиду. В Аккаде друзья «стали совещаться, беседовать стали» (XII, 85). Под Троей тень Патрокла печально вещает Ахиллу:
Больше с тобой, как бывало, вдали от друзей мирмидонских
Сидя, не будем советы советовать... (XXIII, 77-78)
Смерть друга стала поворотным пунктом в судьбе героя, оставшегося в живых, предопределила и его конец. Гильгамеш опознает свое будущее в судьбе Энкиду; Ахиллу все предрекают близкое следование в мир иной за Патроклом — и Фетида, и вещие кони, и Гектор. Да и сам он это чует.
Шумерский эпос о Гильгамеше неизмеримо старше греческого об Ахилле, он относится к III тысячелетию до н. э. От шумеров его заимствовали ассиро-вавилонские (аккадские) сказители, от них — более западные. Сохранилось много записей. Во II тысячелетии до н. э. этот эпос был популярен в Малой Азии, существовал там в хеттских и хурритских переводах. Фрагменты его найдены в переводах на западносемитские языки в финикийском городе Угарите и у границ Египта — в Ме-гиддо.
Греческие колонии процветали на юго-западе Малой Азии, а греческие торговые фактории — на финикийском побережье еще в микенское время — в Х1У-ХН веках до н. э., но вряд ли сюжет был заимствован так рано: в этом случае он был бы шире распространен среди греков, бытовал бы на греческом материке. Более того, микенские колонии и фактории были совершенно сметены нашествиями врагов во второй половине XII века. Там традиция была прервана, сохраниться она могла только на материке. Но не сохранилась.
Ранний героический эпос греков вообще и сказания об Ахилле и Патрокле в частности известны только в мало-азийских колониях греков. Значит, сюжет был передан греческим колонистам в Малой Азии уже в преддверии античной эпохи. Не от самих хеттов, а от их потомков.
Могли послужить посредниками и финикийцы, но это маловероятно: тогда бы эпические сюжеты были так же широко распространены, как заимствованный у финикийцев алфавит, который уже в VIII веке был известен сразу во многих вариантах по всему греческому миру.
Итак, певец Нестора и Феникса, Гомер, использовал для обогащения «Илиады» некое местное малоазийское греческое сказание об Ахилле и Патрокле, включавшее ненужный ему образ Эвфорба. Оно представляло собой во многом кальку с ходившего среди местного населения эпоса о неразлучных друзьях Гильгамеше и Энкиду.
Как же повесть о печали Гильгамеша превратилась в повесть о горести Ахилла, а звероподобный Энкиду обернулся прекрасным Патроклом? Для выяснения этого придется вернуться к «Посольству» и припомнить притчу, рассказанную старцем Фениксом, героем также восточного происхождения.
9. Патрокл получает имя. Разбирая попытки выявить влияние эпоса о Мелеагре на песни об Ахилле, я прослеживал, как одна за другой эти попытки подтачивались. Но одно совпадение сказания о Мелеагре с песнями об Ахилле все же удержалось. Его выдвинули Д. Мюльдер и Э. Говальд (МиШег 1910; Ном>аШ 1924). Они предположили, что и на «Патроклии» сказалось влияние этолийского сказания. Мелеагр, которого не подвигли на бой мольбы старейшин и родственников, был тронут слезами своей жены Клеопатры. Ахилл, отклонивший уговоры послов, был смягчен слезами своего любимца Патрокла. Сопоставление образов напрашивается. Мюльдер и Говальд обратили внимание на два обстоятельства.
