С публичной галереи она неотрывно смотрела на мужа, вкладывая в этот взгляд всю свою поддержку, хотя и знала, что он не поднимет голову, чтобы посмотреть на нее. На свидетельской кафедре он выглядел внушительно и уверенно, и на миг Софи посетила безумная надежда, что присяжные сочтут его еще одним свидетелем, рассказывающим свою, иную версию событий, а не подсудимым, которого обвиняют в изнасиловании.
Табличка на стене гласила, что вставать с места, когда говорит судья, и перегибаться через перила запрещено. Невзирая на предупреждение, Софи смотрела вниз, пока голова не закружилась от прилива крови. Острый мгновенный испуг прогнал все иллюзии – Софи даже показалось, что она сейчас упадет в зал. Она тут же выпрямилась, с облегчением ощутив под собой жесткую скамейку.
Чтобы отвлечься, она разглядывала головы барристеров, в напряженной тишине листавших свои бумаги в ожидании, когда судья попросит продолжить показания. Софи смотрела на Анджелу Риган, находя странное утешение в ширине ее плеч и заметной даже под мантией грузности. Мисс Вудкрофт по сравнению с ней выглядит хрупкой, хотя она довольно высокая. Из-под парика виднеются собранные в хвост светлые волосы, на правой руке – бриллиантовое кольцо. Боже, какие нелепые у нее туфли – лакированные лодочки с золотой цепочкой поперек мыска! Такие подошли бы парламентскому церемониймейстеру.
Она немного суетится, эта Вудкрофт, перепроверяя что-то в толстой папке на кольцах, ощетинившейся цветными стикерами. Страницы пестрят от пометок яркими маркерами. Адвокат что-то быстро пишет левой рукой, нажимая на толстый мягкий кончик фломастера. У сидящей на той же скамье Анджелы в руках айпад, у ее помощника Бена Кёртиса – тоже. Не сторонница традиционного подхода, Анджела проницательна и, по словам Джеймса, обладает невероятной памятью. Софи инстинктивно угадывает, что между ними нет ничего общего и адвокат мужа не испытывает к ней теплых чувств. Но ей не нужна симпатия Анджелы. Главное, чтобы она вытащила Джеймса.
С появлением в зале судьи наступает тишина: спокойствие расходится по аудитории кругами, как по поверхности пруда. Джеймс начинает давать показания. Он хорошо держится: голос низкий и теплый, в нем звучит привычная уверенность, но ни следа надменности. Это Джеймс в своей лучшей форме: близкий к избирателям политик, излагающий свою историю самым убедительным образом.
Софи все равно трудно следить за словами мужа. Анджела энергично берется за тему супружеской неверности, и Софи вынуждена выслушивать объяснения Джеймса, который говорит, что на интрижку с Оливией решился не сразу.
– Я понимал, что это неправильно, – признается он, переплетая пальцы а-ля Тони Блэр, словно в детской игре: «Вот церковь, а вот колокольня со шпилем…»
– Потому что вы были семейным человеком? – подгоняет Анджела.
– Я и сейчас семейный человек. Жена и дети для меня – все. Я поступил недостойно, предав их доверие, когда вступил в связь с мисс Литтон. Это был неверный шаг, совершенный под влиянием минутной слабости, и я глубоко сожалею о той боли, которую каждый день причинял своей семье.
Адвокат помолчала.
– Однако вы все-таки причинили им эту боль?
– Да. – Джеймс вздохнул. Вздох, казалось, исходил из глубин его души. Это был вздох человека, терзаемого своим несовершенством. – Я не идеален, – тут он с мольбой приподнял руки, – но ведь идеальных людей не бывает. Я уважал мисс Литтон как коллегу, и, признаюсь, меня влекло к ней, как и ее ко мне. В момент моей слабости у нас завязался роман.
Глаза Софи наполнились слезами. Она задыхалась от жалости к себе и унижения, становившегося все более сильным. Она попыталась сосредоточиться на чем-нибудь другом, чтобы не смотреть на мужа, – например, на присяжных, сидевших с самыми разными выражениями на лицах. Мужчина средних лет слушал сочувственно, пожилая женщина в заднем ряду и молодая мусульманка в темном платке – куда более холодно. Софи смотрела на Джона Вести и на солиситора со стороны обвинения – безвкусно одетую даму в дешевом сером костюме: откинувшись на спинку скамьи и скрестив руки на груди, она даже не притворялась, что верит Джеймсу. Или ей просто скучно? Софи рассматривала мисс Вудкрофт – барристера, поддерживавшего обвинение: пока Анджела наводящими вопросами подгоняла Джеймса, та копалась в своих записях, иногда что-то быстро записывая в одном из синих блокнотов. Наклон головы и манера быстро, размашисто писать показались Софи очень знакомыми.
Это ощущение крепло в следующие тягостные полчаса, пока Джеймс продолжал давать показания. Пожалуй, легче смотреть на эту Вудкрофт, чем выслушивать мужнину версию событий, составленную в расчете на публику: он, конечно, человек семейный, но отношения с Оливией были уважительными и по взаимному согласию. Раньше он очень тепло к ней относился: посылал ей цветы, водил на ужин, а в конце июля купил цепочку в подарок на день рождения. Сердце Софи тяжело забилось при этом открытии. От осознания, сколь глубок был обман мужа, в груди у нее возникла острая боль, от которой перехватывало дыхание. Как, оказывается, легко он вел двойную жизнь!
– Что это была за цепочка? – отвлек ее вопрос Анджелы.
– С кулоном-ключиком, – с готовностью ответил Джеймс. – Понимаете, это был символичный подарок: Оливия была ключом к успешной работе моего отдела, и я хотел показать, что высоко ценю ее и считаю залогом нашего успеха.
– А вы не подумали, что она может счесть кулон ключом к вашему сердцу?
– Полагаю, возможность такой интерпретации исключать нельзя. – Джеймс наморщил лоб. – Но я не хотел внушать ей эту мысль. Возможно, я покажусь вам наивным, но тогда я был несколько… увлечен.
Пять слов как пять ударов в живот. Сердце Софи будто замкнулось – ей не хотелось ничего чувствовать.
Анджела сделала паузу, чтобы в зале прочувствовали смысл сказанного.
– Вы были несколько увлечены? – В ее тоне слышался интерес и не было осуждения.
– Ну, хорошо, я увлекся довольно сильно… Она ведь очень красивая и умная молодая женщина.
– Стало быть, вы купили ей цепочку. Из какого металла?
– Из платины.
– То есть это был весьма щедрый подарок?
– Ну наверное.
– Куда более щедрый, чем обычно дарят коллегам?
– Я не думал тогда о ней как о коллеге.
– Вы были любовниками?
– Да.
– В своих показаниях мисс Литтон говорила, что была влюблена в вас. А вы, вы были в нее влюблены?
– Такую возможность я не могу исключить. – Он замолчал, и Софи показалось, что все в зале подались вперед, чтобы расслышать следующие слова, сказанные настолько тихо и с таким очевидным сожалением, будто Джеймс раскрывал секрет. – Да, пожалуй, был.
Софи заставила себя слушать, как в день рождения Оливии любовники вместе провели ночь. Она тогда уезжала к матери в Девон, и ей удалось лишь коротко переговорить с Джеймсом, когда вечером она поднялась на ближайший холм, чтобы поймать сигнал. Муж говорил меланхолично, и Софи даже стало неловко, что она бросила его возиться с бумагами, а сама с детьми бездельничает, ходит купаться и играет на пляже.
