Илья-пророк смерил огненным взором Томаса. Тот выпрямился,
чувствуя жар во всем тебе от прожигающего взгляда, бросил ладонь на рукоять
меча. Илья-пророк некоторое время рассматривал его, потом перевел взор на
Олега:
— Красивая женщина?
— Очень, — подтвердил Олег.
— Гм... если даже ты говоришь, который ради женщины
даже не почешется... Конечно, женщины — это единственное, из-за чего стоит
драться, спускаться к самому дьяволу...
— Мы только что оттуда, — заверил Олег. —
Всыпали по первое число.
Брови Ильи-пророка взлетели. Он с недоверчивым изумлением
смотрел на Олега, покосился на Томаса. Тот кивнул и принял достойную позу, с
гордостью подтверждая слова друга. Илья-пророк все еще в сомнении покачивал
головой:
— Ладно, влезайте. Отвезу... сколько смогу. А по дороге
все расскажешь!
Томас, не веря удаче и счастью, будет о чем рассказать на
пирах, поспешно полез прямо через борт, желая показать умение и ловкость в
полном доспехе. Колесница с бортами до пояса, Томас сразу представил как,
упершись животом в крепкое дерево, обитое бронзовыми полосами, Илья-пророк
мечет с бешено мчащейся колесницы стрелы и дротики в пеших врагов. Так,
рассказывал дядя, воевали гиксосы и неведомые арии. А Олег говаривал, что потом
научились ездить верхом, что сделало армию подвижнее, изобрели седло, а когда
Скиф придумал стремена, то конница стала самым любимым средством передвижения
воинов. Но Илья-пророк, кем бы раньше ни был, верен старым привычкам.
Олег сел рядом с Томасом, сзади широкая скамья, а Илья—
пророк с передка оглушительно свистнул, гаркнул, взмахнул кнутом. Кони с ходу
пошли в галоп. Почти сразу колесница запрыгала, отрываясь от земли и снова
грохая бешено вертящимися колесами. Наконец ее понесло без толчков, уже по
воздуху, только вихляло из стороны в сторону. Кони мчались все быстрее и
быстрее, Томас чувствовал по нарастающему встречному ветру, конских ног не
видать, а гривы и хвосты вытянулись в прямые трепещущие струны.
Ветер трепал белоснежную хламиду пророка, широкие браслеты
на могучих руках блестели, а от запястья до локтя бронзовые наручники были с
особыми наклепками, как понял Томас, для защиты от чужих мечей и сабель.
Обогнали стаю уток с такой скоростью, что Томас едва успел
заметить, мелькнул косяк журавлей, те поднимаются выше уток, а когда Томас осмелился
осторожно посмотреть через борт, кровь застыла от сладкого ужаса. Немыслимо
далеко синеют вены рек, деревьев не разглядеть, леса — мелкая трава, даже горы
не выше кротовых куч, да и те уменьшаются так быстро, что вот-вот исчезнут...
Он только краем уха слышал, как сэр калика горько спрашивал,
перекрывая шум встречного ветра:
— Но как же ты мог?.. Даже от имени своего отказался!..
Тебе не стыдно? Ты же бог войны, а не какой-нибудь коровий пастух... Тот даже
имя почти не изменил! Как пас, так и теперь пасет. Только и того, что вместо
Велеса теперь отзывается и на Власия... А ты? Бог воинской чести, славы!
Ветер свистел в ушах, Томас едва расслышал раздраженный
голос Ильи-пророка:
— Не бог войны, ты мне чужого не присобачивай!.. Я был
богом воинских дружин, а это, как говорят в Великой Перми, две большие разницы.
Воинские дружины служат тому, кто платит. Мы работали по найму. Воевали честно,
блюли верность до конца срока, за который получали плату.
— Понятно, — ответил Олег горько, — теперь
нанимать некому?.. А другие хозяева предложили другую работу?
— Не скаль зубы. Был выбор: взять эту работу или
умереть. Да, многие боги предпочли смерть. Конечно, умереть так сразу не могли,
все-таки боги, но их низвергли в демонов, чертей, бесов... Сила за ними еще какая-то
осталась, но ее уже объявили нечистой. Нечистой силой, а то и просто нечистью.
Ну, как и мы когда-то, когда свергали культ Даны, как всегда делается, когда
новые боги низвергают старых. Да, я взял эту работу. Но я и был наемником! Чего
ты хочешь? Я даже колесницу свою не сменил!.. Стаи ангелов разлетаются, как
вспугнутые воробьи, когда я проношусь по небу, сотрясая его грохотом. Когда я
мечу громы и молнии, мир все так же сотрясается от ужаса, а мой хохот слышен
всюду на земле!
— Но это уже христианство, — сказал Олег печально.
Перун отмахнулся:
— А что христианство? Все то же! Только идолов не из
дерева режут, а рисуют на досках. Да в жертву несут не ленточки на дерево, а
деньги бросают в копилки, ладан жгут, свечи палят... Чем свеча дороже, чем жертва
богаче.
Томасу показалось, что отшельник чересчур уж напирает на
Илью-пророка, а тот вроде бы даже оправдывается, и поспешил придти ему на
помощь:
— Но бог-то один?
Перун засмеялся:
— Ну да! Ты не видел икон? Стало еще больше. Одному то
подай, другому — то... Сам Верховный непонятно чем и занимается... ну, как наш
Род, что только сидел на дереве да дремал. Только нашего можно было хоть издали
увидеть, а этого никто и никогда... Изображать тоже нельзя, он без образа...
Без образный! Миром, как и встарь, правят боги дела. Велес, ныне святой Власий,
пасет и оберегает скот, Ярило, он же Юрило, Юрий, Георгий — все так же на коне,
рубит и живет яро, бдит и защищает... Говорят, намедни опять дракона заколол. Я
смотрел: мелкий такой, худой, вроде большой ящерицы. Больной, видать. Или
отощал с голодухи. Я и то бы такого подкормил, а потом шугнул от двора, чтобы
кур не крал.
Томас смотрел на грозного святого, раскрыв рот. Олег
перехватил изумленный взгляд рыцаря:
— Его твой пращур Англ знавал как Тора... или Доннара,
уже не помню. Добрейшей души был человек, мухи не обидел! Но людей резал
десятками. Все этому вот в жертву. Это не дохлые свечи и не ладан, который
теперь воскуряют в виде жертвы! Вишь, глаза засверкали? Вспомнил вкус свежей
кровушки. Да и не до мух тогда было...
Илья-пророк не оглядывался, держал вожжи крепко, но Томасу
почудилось, что пророк в самом деле облизнулся. Томас передернулся:
— Да чтоб святое дело Христа приняло на службу гнусного
язычника? Да еще бога, ныне сиречь демона?
— Не кипятись. — сказал Олег хладнокровно. —
Что толку с пусть честного, но никчемного? Таких пруд пруди, любое дело
завалят. Побеждают те, кто умеет переманить лучших. А он, похоже, сумел...
Илья-пророк буркнул, не поворачивая головы:
— Это еще как сказать...
— А что?
— От чего любая крепость гибнет?
Олег пожал плечами, Томас робко предположил:
— От предательства?
Илья-пророк покосился на него недобрым глазом, острым и
тяжелым:
— А ты не так уж глуп... Рыцарь, говоришь? Ах да,
королем назвали... Любое предательство начинается со сладких слов, лживого
языка. У нового бога кто, как ты думаешь, первый?
Олег снова смолчал, а Томас, осмелев чуть, предположил:
