У врат сада прохаживался взад-вперед высокий ангел с суровым
худощавым лицом. В его руках был длинный меч, он забросил его на плечо, и так
бродил перед воротами, видимо устав стоять, как предписано.
Затаившись в кустах, Томас напряженно всматривался в
золотого гиганта. Весь в чешуйчатой броне, голову закрывает конический шлем, за
плечами круглый щит. Иногда снимал меч и мимолетно касался... нет, не касался,
а слишком близко проносил кончик меча над землей, там вспыхивало быстрое злое
пламя. Томас расширенными глазами смотрел на оплавленные шрамы. В груди стало
холодно.
— Нам, что, обязательно переть через эту джанну?
— Можно попробовать через иудейский, — сказал Олег
с неуверенностью. — Но через этот проще... Понимаешь, ваш и этот раи
вылупились из иудейского. Между ними нет даже высоких заборов... По крайней
мере, не должно. Одни и те же ангелы... Если проникнем сюда, то отсюда уже
будет
так же просто, как два пальца прищемить.
— Ага, мимо такого проникнешь!
— Хочешь сразу к вратам христианского? Там нас ждет,
думаю, отборный отряд.
Томас содрогнулся:
— А как-то договориться?
Он чувствовал, как жалко прозвучал его голос, сам себя
возненавидел за просящие нотки, но измученное тело ныло, ноги подгибались, а
правая рука висела как дохлая гадюка на перилах.
— Ого, — сказал Олег удивленно, — что значит,
побывал в Сарацинии...
— При чем тут Сарациния?
— Сарациния не при чем, — согласился Олег. —
Просто олух, который не слезает с печи... ну, не отходит от камина в родовом
замке, не сможет договориться даже с соседом. А ты готов даже с сарацинами...
Пожалуй, из тебя получился бы не самый худший король на свете. По крайней мере,
я знавал одного еще хуже. Правда, давно... Увы, договориться с исламом трудно.
Вера молодая, сильная, непримиримая по молодости. У их одно требование — прими
ислам!
Томас отшатнулся, а Олег, который посматривал и на небо,
предостерегающе вскрикнул. Томас мгновенно обернулся, железная рукоять радостно
скользнула в слабые пальцы. С небес падали, как раскаленные добела глыбы,
огромные белые фигуры с красными горящими глазами. У каждой за спиной по шесть
крыльев, в руках страшно рассыпали оранжевые искры длинные мечи.
— Черт бы их побрал! — вскрикнул Томас в
отчаянии. — Это архангелы!
— Ну и что?
— Этих не перебить...
— А ты перебей, — прохрипел Олег.
Томас сам отпрыгнул в сторону, думал и Олег отскочит, но
калика принял удар падающего тела. Там был грохот, лязг, вспыхнуло багровое
пламя. Томас сам рубил во все стороны, стараясь успеть поразить белокрылых как
можно больше, сейчас падет, и так держится чудом...
На том месте, где был Олег, блистало звенящее облако огня.
Оттуда слышались треск, лязг, хрипы, крики боли и ярости. Томас чувствовал, как
резкие удары рассекают железные доспехи, но боль только подстегивала ярость,
живым не собьют наземь, он умрет не от ран, а от изнеможения, как умер Англ,
как умирали...
Сквозь лязг и шум крови в ушах услышал сдавленный выкрик
Олега:
— Во имя Аллаха... великого и... уф, получи...
милосердного!
Томас ощутил, что сражается, уже опустившись на одно колено.
Рядом звенела сталь, слышались крики, хлопанье крыльев, потом на голову
обрушился удар, сорвал шлем. Кровь потекла в глаза. Вдруг сзади подхватили
сильные руки, он ощутил, как ноги оторвались от тверди.
Через кровавую пелену мелькнуло золото ворот. Грудь
вздымалась часто, он слышал шум крови в ушах, грохот, руки конвульсивно сжимали
рукоять меча. Потом спина уперлась в твердое. Он смахнул кровь с глаз, дико
огляделся. Над ним возвышался золотой гигант, свирепые глаза рассматривали
пронизывающе, с недоумением. Рядом краем глаза Томас усмотрел куст роз, а
ладонь нащупала толстый ковер. Веяло прохладой, журчала невидимая вода, воздух
чист и сладок.
Калика стоял рядом, зажимая глубокую рану на плече, а грудь
стала красной от крови из другой раны. Лицо его было перекошено. Калику с двух
сторон поддерживали золотые гиганты, подобные первому, разве чуть мельче в
кости. Глаза их были черные, как спелые сливы.
— Олег... — простонал Томас. — Что... теперь?
— Ребята увидели драчку, — ответил Олег, тяжело
дыша, — не утерпели, выскочили. Давно, видать, не дрались...
Золотоглазый перевел взор горящих глаз на Олега. Голос его
был как удар молнии:
— Кто ты, воззвавший к помощи священным именем?
— Ох, Ридван, — ответил Олег сиплым голосом, он
тяжело дышал, — я только странник в этом мире...
Лицо золотоглазого, которого он назвал Ридваном, исказилось:
— Тогда умрешь, о, знающий мое имя! Никому не дозволено
входить в сад вечности, фирдаус, обиталище мира!
— Все умрут...
— Ты умрешь сейчас!
Его огромный кулак сжался, Томас ощутил в нем мощь целого
исламского мира, но к стражам подбежал немолодой человек в цветном халате,
облик имел мужественный, только рот собрался в жемок, словно у древней старухи.
Еще издали он вскричал радостно и изумленно:
Глава 7
— Ридван, у франка меч пророка!!!
Ридван с изумлением обернулся. Томас с трудом перевернулся,
вытащил из под себя меч. К бороздчатому лезвию прилипло перо, на лезвии
вспыхивали знаки, лезвие очищалось, перо тоже вспыхнуло блеклым огоньком, исчезло.
Легкий дымок рассеялся, лезвие снова было чистым и загадочным.
Томас ощутил, как голос золотого гиганта дрогнул:
— Откуда... откуда у тебя этот меч?
Томас в затруднении оглянулся на Олега, ляпнуть не то —
потерять голову, а Олег выдавил из себя, явно преодолевая боль и
головокружение:
— Аллах знает, что дать, у кого взять.
— Но...
Олег сказал хрипло:
— Вы усомнились в мудрости Аллаха?
Ридван сглотнул, развел широкими дланями. Золотые стражи
столпились вокруг, Томас чувствовал, как цепкие глаза ощупывают не только
снаружи, но и изнутри. Человек в халате бережно поднял меч Томаса обеими
руками, преклонил колено, благоговейно прикоснулся губами к блистающему лезвию.
Олег кивнул:
— Это Зу-л-Факар, доблестный Увейс. У тебя острый глаз.
— Я не раз видел этот меч в бою, — прошептал
человек, которого Олег назвал Увейсом. — Не узнать такой меч!
А сам Ридван, главный страж врат, сказал почти умоляюще:
— Но вы то хоть правоверные?
— На праведников смахиваем не больно, —
пробормотал Олег понимающе. Кровь из-под пальцев текла все тише. — Ридван,
Аллаху уверовавший в него франк дороже нечестивого араба...
