— Но, — простонал Томас, — где же
справедливость?
Он поперхнулся и умолк, лицо калики было таким, что вот-вот
разверзнется потолок, и его поразит божий гнев за богохульство даже только в
мыслях. Но калика перевел дыхание, вздохнул, могучая грудь опустилась. Все еще
гневным голосом сказал сдержанно:
— Пора взрослеть, сэр Томас. И довольно искать
справедливость на свете. Ее нет, понимаешь?
— Но как же...
— Она есть только в нас самих. И остается там, куда
приносим, — похоже, калика понял, что хватил через край, поправился: —
Иногда остается. На некоторое время.
— А потом? — спросил Томас убито.
— А потом суп с котом. Грош цена той справедливости, за
которую не бьются ежечасно. А вообще-то, ты зря так рвешь жилы в крике, а
сердце в плаче. Нет-нет, потеря в самом деле велика, но убиваться не надо.
Прими с христианским смирением...
Томас вскочил, как подброшенный катапультой. Лицо побелело,
кожа натянулась так, что желваки едва не прорывали кожу.
— Да пошел ты...
— Ага, — сказал калика со злым
удовлетворением, — поскреби англа, отыщешь ли христианина?
— А что? — выкрикнул Томас. — При чем тут
христианин?
— А то. Чего на меч кидался?.. Ваша рабская вера учит
смирению. Гордость и честь для вашей веры — смертельный грех. Кто кинется на
меч, того даже хоронят не на кладбище, где люди! А за оградкой, где собак
закапывают...
Томас пробурчал, отводя взор:
— Ну, уж и собак...
— Ничего, — сказал Олег насмешливо. — Не
думаю, что всех можно превратить в рабов. Всегда найдутся люди, которые
предпочтут кровью смыть позор, бесчестье. Даже своей, если чужую пустить не
сумеют.
Томас поспешно оборвал разговор, смутно чувствуя какую-то
правоту язычника, но не желая с нею соглашаться:
— Но ты-то презренный язычник? Как бы поступил ты?
Калика произнес задумчиво:
— Мы еще живы, а значит жива возможность вырвать Яру из
рук адских сил. Но главное, ты не должен так уж молотиться головой о стены.
Хоть камни здесь на совесть, но и голова у тебя... Особенно лоб...
Томас подпрыгнул. Глаза были дикие:
— Как? Она в аду!.. Ее уволок обугленный мерзавец в
адское логово к чертям собачьим!
— Да, но она — красивая женщина.
— И что? Говори, и что с того?
— На красивую женщину и злой пес не гавкнет. Не зря
говорят: не родись счастливой, а родись красивой. Счастье, как и богатство,
может уйти, а за красоту всегда будут биться как рыцари, так и драконы,
великаны, гномы — и эта мелкота туда же! — Змеи, Кощеи... А девка только
сиди у высокого окошка да поплевывай семечки на дерущихся. Кто бы ее ни
завоевал, все одно не обидит. Это богатство можно отобрать, а девку под зад
коленом, но с красивой так не выйдет! Любой мужчина скорее богатству даст под
зад коленом.
Томас ощутил, как сведенная болью грудь чуть расправляется.
Во тьме забрезжил сла-а-а-абенький лучик надежды:
— Ты хочешь сказать...
Калика удивился:
— Я уже сказал яснее ясного. Красивых женщин не трогают
даже волки в лесу. Ты зря терзаешься, представляя, как ее там мучают. Голову
наотрез, что и пальцем не тронут. Кто ворует жемчужину, чтобы стучать по ней
молотком? Поверь, Яра в безопасности. Наоборот, к ней приставлены всякие, чтобы
ненароком пальчик не прищемила, красоту не попортила.
Томас на миг посветлел, но тут же брови сшиблись на
переносице снова:
— Кто это всякие? Хвостатые?
— Хвостатые тоже люди, — возразил калика. —
Ты с сарацинами якшался? Ну, представь, что эти хвостатые тоже сарацины. Другой
веры, но тоже... гм... что-то умеют.
Томас тяжело вздохнул, но Олег видел, как сгорбленная спина
чуть распрямилась, а плечи раздвинулись. Только голос все еще оставался
встревоженным:
— Но как бы ее... ну, понимаешь, не вздумали... силой.
Олег ахнул:
— Томас, ты в своем уме? Ее ж не плотник похитил,
который не чует разницы между кухаркой и женой хозяина? Ее уволок хоть и
мерзавец, но все же рыцарь! А то не для себя, а кого повыше.
— Повыше?
— Ну да. Ворон ворону глаз не выклюет, а кус мяса
отберет. Мужчины друг другу уступают замки, земли, даже коней иногда, но не
женщин. Женщин отбирают, выкрадывают, уводят. Так и твою Яру уже мог отнять у
твоего мерзавца какой мерзавец повыше рангом. А раз выше, то еще больше знает
разницу между женщиной, которую берут силой, и женщиной, которую надеются
уговорить... Так что Яра сейчас в безопасности. Ее накормили, напоили,
переодели. Перед ней пляшут шуты, а адские барды поют адские песни.
Томас все яснел лицом, словно тучка сбежала с утреннего
солнышка:
— Спасибо, ты меня успокоил. Но я должен поспешить
вырвать ее из гнусных лап злодеев.
— Да, — согласился калика, — спешить надо. А
то с этими нарядами, песнями да плясками еще и голову задурят. Все-таки
женщина! Тем более, красивая. Да и драгоценностей могут надарить полные
сундуки, каких ни у одного короля не найдешь...
Рыцарь вскочил, поспешно напяливал сапоги. Брови снова
сшиблись на переносице. Похоже, вспоминал, успел ли подарить своей невесте хотя
бы колечко.
Калика наблюдал с любопытством:
— И куда ж ты?
— Спасать! — огрызнулся Томас.
— А куда?
— Не знаю. Потом придумаю. Мне в седле моего боевого
коня только и думается. За столом дяди Эдвина я засыпаю, как жаба в болоте, а
когда трясет, то в голове как бы взбалтывается... Такое всплывает!
Калика брезгливо поморщился:
— Представляю. Лады, собирайся. Поглядим, вдруг да мне
по дороге. Вот только пролив...
Томас отказался от королевских доспехов, из тонкого, как
пергамент, листа, покрытого золотом, и теперь тяжело поворачивался в толстом
железе, похожий на окованный металлом таран, которым пробивают ворота крепости.
Калика оглядел его с головы до ног оценивающе, зябко
передернул плечами, будто это железо предложили одеть ему:
— Люблю молодца и в половце. Да ты хоть дорогу в ад
знаешь?
Томас остановился на миг, но тут же с помощью оруженосца
одел через плечо широкую перевязь с двуручным мечом.
— Откуда?
— Так как же попадешь туда?
Томас принял из рук верных рыцарей щит, одел на локоть:
— Ты подскажешь.
— Я? С какой стати?
— Ты, — ответил Томас со сдержанной
яростью, — где только не побывал, а в аду как раз полно твоих дружков. И в
котлах, и среди тех, которые под котлы дрова подкладывают да вилами несчастных
тыкают, как ты меня, когда будил ни свет, ни заря. Да и разве святой обет
рыцарства...
