Издали донесся голос вечно недовольного отшельника:
— Не спи, сэр король. Это не военный совет! Быстрее!
Томас поспешил за каликой, а когда сердце перестало биться
как у перепуганного зайца, пролепетал:
— Что за чудище?
— Чудище? — удивился Олег. — Сказал бы ты это
ему!
— А что, разве не чудище?
— Ну, взгляды со временем меняются. Когда-то он
считался стройным красавцем. Правда, за эти какие-нибудь пару тысяч лет... или
пару десятков
тысяч, оброс, раздался...
— Он выберется?
Калика отмахнулся в нетерпении:
— Надеюсь, нет. Первый раз, что ли, пробует? Как только
вкатит камень на гору, то спешит к выходу. Но настолько отвык от солнечного
света, что... словом, возвращается. Да он не один, кстати.
— Как Цербер?
Калика буркнул:
— А что? Собака, как собака. Тихо!
Вдали был грохот, рев стал громче. Томас едва успел
отшатнуться, когда огромная туша пронеслась в обратную сторону. Пахнуло немытым
телом, паленым волосом, словно солнечные лучи сожгли шерсть, тут же рука калики
выдернула Томаса из укрытия:
— За ним! Надо успеть!
Томас ринулся со всех ног, в полной тьме спотыкался, падал,
хватался за стены, из темноты выныривала мощная длань, подталкивала,
направляла. Томас бежал вслед за отвратительным запахом, железо звенело, как бы
чудовище не почуяло, в темноте у него преимущество, но калика уверен, что ему
не до них, да и отвыкло от людского запаха, не поймет...
Впереди возникло смутное пятно света. Мелькнула, загораживая
выход, приземистая человечья фигура. Томас с содроганием рассмотрел непомерно
широкие плечи, приплюснутую голову, руки чуть ли не до пола, но выход
очистился, Томас ощутил в воздухе запах тления, гнили, словно в полном воинском
доспехе упал на трухлявое дерево, а оно развалилось под его тяжестью.
Сзади он услышал сдавленный голос Олега:
— Добрались...
— Это и есть тот свет?
Томас уже видел выход, как вдруг впереди, загораживая
дорогу, взвились языки багрового пламени. Пахнуло жаром, но вместо привычного
аромата березовых дров Томас ощутил сильный запах горящей смолы и
отвратительный запах серы. Медленно проступила желтая, словно выкованная из
старой меди, отвратительная рожа размером с рыцарский щит, рожа то ли змея, то
ли демона. Жуткий голос пророкотал могуче:
— Смертные... Вы слишком далеко забрались. Готовы ли
умереть?
Томас ухватился за меч. По спине пробежала ледяная лапа с острыми
когтями. Олег отряхивал колени, равнодушно буркнул:
— Брось. Пугает.
Томас попросил умоляюще:
— Ты там пошепчи или попрыгай.
— Зачем?
— Ну, на колдовство своей волшбой... А я посмотрю, чья
возьмет. Мне нельзя, не рыцарское это дело.
Калика отмахнулся:
— Да пошел он. Не опасен.
Томас поинтересовался чуть взбодрившимся голосом:
— А если по роже?
— Хорошо бы, да не получится. Это так, призрак.
Рожа через пару долгих мгновений растаяла. Исчезли и языки
огня, впереди открылся проход. Когда ступили через, Томас оглянулся:
— А ты откуда знал? Обереги подсказали?
— Хаживал, — откликнулся Олег равнодушно. —
Не здесь, а в похожих местах. Или не хаживал, не упомню... Просто новое
создается редко. Все эти монстры целыми стаями кочуют из одного в другое...
Томас осторожно выдвинулся, как заяц из норки. Воздух был
затхлым, как в склепе. Небо нависало низко, грязно-серое, быстро неслись черные
тучи с рваными краями, грозно блистающими. Когда сталкивались, задевали одна
другую, устрашенный Томас слышал металлический скрежет. Равнина тянулась
унылая, безжизненная, заполненная странными тенями, от которых рябило в глазах.
Он не знал, день или ночь, потому что мир был сумрачным, тусклым, безрадостным
и пугающим, словно во время солнечного затмения.
Он спросил почему-то шепотом, хотя вблизи не было живой
души:
— Это и есть... тот свет?
— Его сени, — согласился Олег.
— Что есть сени?
— Прихожая, холл, предбанник. Вроде бы и повернуть уже
нельзя, но вон там написано, что вроде бы можно...
Томаса трясло, он пытался удержаться, но голова
подпрыгивала, руки дрожали, он жалко улыбался, внутри стало холодно как зимой
на перевале, губы одеревенели, только и сумел пролепетать жалко:
— Прости... Я все еще не верил, что доберемся...
— Все добираются, — подбодрил Олег.
— Да, но... мы ж еще живые!... мы живые, да?
— Это пройдет, — утешил Олег..
— Я не трушу, — прошептал Томас, — просто во
мне все трясется как овечий хвост. Я немножко отойду... Никто из рыцарей...
даже из рыцарей Круглого Стола...
— Дети должны идти дальше родителей, — сообщил
Олег.
Он хлопнул Томаса по плечу, сбежал вниз, дальше равнина
тянулась без единого камешка, бугорка, а даль терялась в стене грязно-серого,
как весенний снег, тумана. Оглянувшись, Томас увидел на каменной стене грубо
высеченные письмена. Знаки выглядели незнакомыми, в книгах священника были
совсем другие.
Когда с трудом догнал калику, тот нетерпеливо дернул плечом:
— Знаки? Входящие, оставьте упованья. Это нам.
— Я слышал об этих словах, — прошептал
Томас. — Страшных и обрекающих... Но там, вроде бы, намного больше
буковок! Или остальное читать не умеешь?
— Вся соль в последней фразе.
Он склонил голову на бок, к чему-то прислушиваясь, и Томас
вскоре
уловил в воздухе шепот, вздохи, затем — далекие крики, вопли,
проклятия, жалобы, просьбы, и все а разных языках, голоса звучали мужские и
женские, молодые и старые.
Калика указал пальцем. Томас всмотрелся, ахнул. Смутные
тени, что раздражали и мешали видеть далеко, оказались полупрозрачными
человеческими фигурами, легкими, как ветер, сквозь которые просвечивали сотни и
тысячи таких же бестелесных, жалких, не способных поднять даже пустые ножны.
— Пресвятая Дева Мария, — ахнул Томас. — Это
ж сколько народу померло!
— Человечество состоит больше из мертвых, чем из
живых, — произнес Олег, и Томас понял по его тону, что калика изрек мудрую
мысль. — А это еще только середнячки... Те, что хотели остаться над
схваткой, вне схватки.
— Когда шел великий бой с Сатаной?
— Да. Те, которые ни рыба, ни мясо, и в раки не годятся.
С точки зрения рыцарства. Хоть небесного, а хоть ныне уже не небесного. То ли
хотели переждать, а потом встать на сторону победителя, то ли пацифисты. Это
такая религиозная секта, что против войн вообще.
