Томас не понял, почему калика остановился в нерешительности.
Дыхание вырывалось с хрипами, он переводил взор то на берег, покрытый слизью,
то на огненное плато. Там гремело, редкие молнии превратились в огненный лес,
что вершинами упирался в низкое небо, а корнями взрывал каменистую землю. Этот
лес постоянно двигался, молнии ядовито шипели. Когда ветер подул с той стороны,
пахнуло горящей землей.
Томас оглянулся:
— Там опять птицы!.. Вперед. Я не вижу опасности!
Олег сказал сиплым голосом:
— А это?
Томас в недоумении поглядел в ту сторону, куда указал
калика.
— Все равно не зрю. Одни женщины!
— Так какой опасности тебе еще?
— От женщин? — изумился Томас.
Калика покачал головой:
— Мало тебя били.
Томас негодующе фыркнул. Если бы столько били по каменной
скале, то раздробили бы в песок, а по железной — вогнали бы в землю так, что
виднелась бы на дне глубокого колодца. Но язычнику что объяснить, если он ни разу
не грамотный. Однако присмотрелся, женщины не все выглядят обычными, а у одной
вовсе в полупрозрачном теле нечто темное, словно сгусток мрака...
— Только там и можно пройти, — сказал он
настойчиво. — Ежели слева — слизь Стикса, где нас из воды достанут те
зубастые, справа — вон что творится... даже на Змее не пролетишь — молнии спину
издолбают как дятлы... Только здесь.
Олег сказал измученно:
— Ну и что, зубатые? Что храброму рыцарю жалкие ручейки
с огнем? Да и молния не обязательно попадет в спину. Авось, промахнется...
Голос его был настолько решительным, в нем прозвучало
столько страха, что Томас стиснул челюсти, но смолчал. Он знал, когда калику не
сдвинуть с места ни пряником, ни обухом по голове. Вместо этого он побежал
вперед сам, стараясь держаться по самому краю долины, почти по краю огненного
плато. Земля гудела и стонала, под ногами тряслось как будто встряхивали как
шкуру, от слепящих молний болели глаза, и плавали красные пятна.
За спиной тяжело бухало в землю, словно тараном вбивали
камни. Калика пересилил необъяснимый страх, не отставал. Томас на бегу
оглянулся, Олег отстал всего на десяток шагов, но плечи и голову закрыл полой
волчовки, бежал почти вслепую.
Они почти миновали долину, дальше поднимались старые скалы,
виднелись уютные гроты. Томас разглядел бегущий с высоты ручей, вода красиво
прыгала по камням. Немногие женщины обратили внимание на бегущих, но одна
внезапно всмотрелась, Томас видел, как на изумительно красивом лице взлетели
брови. Женщина распахнула рот в удивлении:
— Кто вы, странники, облик одного из вас мне странно
знаком?
Олег ускорил шаг, Томас подождал друга, бежал рядом,
поддерживая за локоть. Женщина вскрикнула громко:
— Олег?.. Это ты, Олег?
— Не отставай, — бросил калика свистящим шепотом.
Он перестал прятать голову, Томасу почудилось на лице друга смущение, будто его
уличили в чем-то непотребном. До черной скалы, что загородит от них луг,
оставалось несколько шагов. Томас сделал рывок, вкладывая в него остаток сил. В
локоть Олега вцепился как охотничий пес, тащил, взрывая землю подкованными
сапогами. Тяжелый меч звонко бренчал на железной спине.
Вдогонку раздался пронзительный вопль:
— Опять бежишь?.. Как в обитель вкрадываться, так ты
прямо медом истекаешь, а как...
Они забежали за скалу, голос затих. Томас тяжело дышал, во
все глаза смотрел на калику. Тот посерел лицом, глаза бегали как у кота,
своровавшего рыбу. От Томаса отмахнулся:
— Ты им верь! Такое нагородят...
— Да, конечно, — поспешно подтвердил Томас.
Чересчур поспешно, калика посмотрел недобрым взором. Томас торопливо
поправился. — Конечно, я не верю. На святого отшельника таких здоровенных
собак вешать!.. Не думаю, что ты ходил тайком в ее обитель. Скорее, сама бегала
к тебе в лес, в пещеру. Хотя с такими роскошными телесами... я рассмотрел,
рассмотрел!.. не набегаешься. Разве что ты проездом, проскоком, на ходу, не
снимая лыж... А что такое обитель? Разве уже тогда были женские монастыри?
— Томас, — прорычал калика.
— Да молчу-молчу, — заверил Томас. — Я ж
знаю, ты — святой аскет. Сам видел, в каком виде ты тащился из Святой Земли.
Какие там бабы, борщу б горячего, сам говорил... Правда, потом вроде бы у
половцев проповедовал что-то языческое...
Гнусный скрипучий крик, от которого застыла кровь и заныли
зубы, пронесся как выпущенный из пращи камень. Томас инстинктивно пригнулся, в
руки прыгнул меч. По железному затылку скрежетнули когти. Он взмахнул мечом, но
не достал, лезвие со звоном ударило по камню. Сверху обрушилась волна смрада.
Томас закашлялся:
— Черт бы их...
В трех шагах три твари истошно орали и набрасывались на
Олега. Томаса шатало от ветра, крылья хлопали резко и оглушительно, будто
кнутом били по Круглому столу. Томаса едва не сбивали с ног волны гнусного
запаха. Он ударил одну в спину, плевать на правила, пусть не портит воздух, и
без того мерзкий, острие вошло на глубину ладони, но тварь лишь вскрикнула,
обернулась, на Томаса взглянули горящие дикой злобой круглые глаза. Похолодев,
он выдернул меч, но тварь набросилась, Томас споткнулся и рухнул на спину.
Тварь насела, крупная, как здоровенная бойцовская собака. Да еще с крыльями, он
слышал скрежет когтей по железу, тварь ударила острым клювом в опущенное
забрало. Томас вскрикнул от боли: железо прогнулось и больно прижало нос. Он
ощутил на губах соленое. Только бы не сопли, подумал в диком страхе. Калика
узрит, засмеет...
С усилием перекатился на бок, ухватил, подмял, кости слабо
хрустнули, но тварь все еще клевалась, царапала, била крыльями, он с
наслаждением сдавил гнусную шею, повернулся, услышал сладостный хруст, лапы
твари задрыгались и начали вытягиваться.
Томас с трудом возделся, забрало скрипело, скрежетало, но
оставалось на месте. Слезы выступили от боли, он шипел и постанывал, а рядом
калика с остервенением бил оземь крылатую тварь, ухватив за короткие, как у
гуся, лапы. Вторая тварь разбросала крылья по земле, не двигаясь, в воздухе
стояло облако коричневой шерсти. Земля вздрагивала от ударов, а когда тварь
перестала даже шипеть, калика отшвырнул ее Томасу под ноги.
— Что с тобой? — осведомился он. — Нашел,
когда чесаться!
Слезы заволокли взор Томаса. Спину щемило, жгло губу, одна
вмятина пришлась на нижнюю часть шлема. Томас почти не мог раскрыть рот, только
шипел сквозь стиснутые челюсти.
— Чего? — допытывался Олег. — Говори громче.
Томас знаками показал, что не может, калика подошел, сочувствующе
присвистнул. Томас ощутил его сильные грубые руки, его рвануло, прищемило
сильнее, потом на лицо хлынул воздух, показавшийся свежим, боль в лице почти
исчезла. Он смахнул слезы, губы показались чересчур вздутыми.
