Томас видел, как лицо Олега потемнело. Рыжие брови
сдвинулись на переносице, глаза посуровели.
— Что-то знакомое? — спросил он с тревогой.
— Нет, — ответил Олег медленно.
— Слава богу!
Олег покачал головой:
— Меня незнакомые пугают больше.
— Да ладно, — возразил Томас. — Справились
же. А перья... что ж, значит, черти бывают не только в шерсти как наш полковой
прелат, но в и перьях. Только и все! Скажу ему, ахнет.
Он говорил беспечно, но в голосе угадывалось страшное
напряжение. Олег отвел взор. Рыцарь чувствует, что он недоговаривает что-то
важное. Но пусть пока не догадывается, насколько важное. И насколько важно то
странное превращение, которое успели прервать!
Они прошли всего несколько шагов, когда Томас внезапно
метнулся в темноту. Олег услышал жалобный крик. Вскоре рыцарь вытащил
низенького человека, вовсю пинал ногами, свободной рукой бил по затылку. Когда
подтащил ближе, Олег разглядел что человек странноват: слишком темен, из
курчавых волос торчат короткие рога, а те побелели от старости. Под истрепанным
лапсердаком на спине вздувается уродливый горб.
— Мерзавец! — орал Томас. — Наконец-то я тебя
поймал.
— Ясновельможный рыцарь...
— Я ж говорил, и в аду отыщу?
Олег услышал жалобный крик:
— Да-да, конечно... Только вы говорили про себя, потом,
ой-ой!.... конечно, я обязан был слышать!
— Да я шкуру спущу! Чучело набью... Раздеру... Нет,
лучше в геенну зашвырну, а то без грешников и не геенна вовсе...
Олег наблюдал с любопытством. Гордый рыцарь не часто бывал в
такой ярости. Разве что когда обгорелый утащил Ярославу. Не иначе как что-то
столько же важное.
— Сэр калика, я изловил мерзавца, который подлым
обманом, хоть и без колдовства, признаю, выиграл коня. После чего я как
распоследний простолюдин тащился, как и ты, пешком.
Он разжал пальцы. Горбун рухнул Олегу в ноги:
— Смилуйтесь, господин! Замолвите слово перед грозным
рыцарем. Это же дракон, а не рыцарь! Я сам искал вас.
— Ах, искал! — проревел Томас. Он дал пинка в
бок. — Что, еще и на мой меч глаз положил?
— Зачем бедному иудею меч?
— Ах, так ты и без меча обдерешь как русский медведь
липку?
Горбун ухватил Олега за ноги:
— Замолви слово, у него ж ноги железные, как и лоб!
Олег кивнул Томасу, тот видел напряжение и тревогу в зеленых
глазах. Да и сам, несмотря на ярость, ощутил недобрый холодок. Почему горбун
бросается искать защиты от могучего рыцаря к простолюдину, да еще такому
неприметному: в старой звериной шкуре, нечесаному, неухоженному. Знает о них
больше, чем они показывают?
— Погоди, — остановил Томас Олега. — Пусть
сперва признается. Ты все-таки черт?
Горбун умоляюще посмотрел на Олега, но, видя, что защиты
пока нет, искательно и с некоторым укором поднял взор на грозного рыцаря:
— Ай-яй-яй, ясновельможный рыцарь, а рассуждает как
простой йемен. Это для простого люда мир прост как их коровник, а рыцари... тем
более — короли, знают о разных тайных службах, о другой жизни вроде бы
привычных явлений...
Томас гаркнул, бешено раздувая ноздри:
— Ты мне голову не морочь! Я не строю из себя умника,
того бы ты уже обвел вокруг пальца, а сейчас вот мой меч — твоя голова с плеч.
Посмотрим, у черта вырастет ли другая?
Он зловеще выпростал меч, широко замахнулся. Горбун в диком
страхе обхватил колени Олега:
— Неужто рыцарь ударит в спину?
Олег предостерегающе протянул руку:
— Томас, погоди. А то ненароком и мне обрубишь... хоть
я и отшельник, но все же. Что-то мне его гнусная рожа кого-то напоминает. Ты
случайно не сын Исхамона?
Горбун вскрикнул, растирая по лицу крупные, как капли нефти,
слезы:
— Сын. Но почему случайно?
— Такая рожа могла получиться только случайно. Говори,
кто послал? Зачем? Что велел? Сбрешешь — умрешь не от меча. Я не рыцарь. Ты у
меня издохнешь так, что ваш Сатана примчится перенимать опыт.
Горбун пролепетал:
— Да-да, наслышан. Я могу отличить рыцаря от... не
рыцаря.
Томас насторожился, видел, как Олег метнул в его сторону
огненный взор:
— Наслышан? От кого?
— Ну, о великих героях, как и великих злодеях, все
почесать язык любят. Я уж не упомню, кто и что говорил, но говорили... Не то у
тебя шубу украли, не то ты украл... А шел я, чтобы повиниться перед рыцарем.
Все равно конь мне не достался.
Томас онемел от такой наглой лжи. Его могучий кулак взлетел
над головой черта, тот втянул ее в плечи, а калика сказал быстро:
— Говори, что слышал о женщине из мира живых?
— Какой... женщине?
Олег сказал раздраженно:
— Не прикидывайся. Не каждый день, даже не каждый век
из мира живых уволакивают человека. Кто?
Томас ухватил черта за черную шею, сдавил. У того глаза
полезли на лоб, посинел, пасть открылась, высунулся лиловый язык. Оба едва
расслышали слабый сип:
— Ры... царь... Гудвин...
Томас чуть разжал пальцы, черт уже закатывает глаза, а Олег
сказал нетерпеливо:
— Это своей чертовой бабушке скажи. Гудвин — тля,
мальчик на побегушках, как и все рыцарство. Кто послал Гудвина?
Томас, дернувшийся при оскорблении рыцарства в лице Гудвина,
снова сдавил шею черта, а другой рукой прищемил ему нос:
— Говори.
Черт просипел, из лиловых глаз выкатились две крупные слезы:
— Меня прибьют...
— Разве ты смертен? — удивился Олег.
— Или сошлют, — прошептал черт.
— А что может быть дальше ада?
— Это... цветущий сад... в сравнении... что ждет вас...
Томас поежился, но голос держал рыкающим, нагоняя на иудея
ужас:
— И туда придем... за правом первой ночи! А ты, если не
скажешь сейчас...
Черт дрожал, из глаз ручьем катились крупные слезы, с
шипением шлепались на землю, исчезали, оставляя выжженные круги. Калика, гадко
ухмыляясь, взял его за хвост и начал наматывать на кулак. Черт побледнел,
скосил умоляющий взор на рыцаря, но тот уже побывал в Сарацинии, насмотрелся,
лицом не дрогнул, слыша как скрипит кожа, а потом уже и трещит. Черт взвизгнул:
— Ее... увели... к Вельзевулу!
— Врешь! Вельзевул о ней и не слышал. Кто еще мог
приказать такое?
