— Ну, — сказал Томас, он одним рывком, выгнув
спину, вскочил на ноги, — что ж не говоришь свое знаменитое: надо идти?
Калика ответил мирно:
— Да теперь чаще ты говоришь.
Лицо его было все такое же изнуренное, как и вчера. В груди
Томаса шевельнулась жалость. Все-таки, несмотря на мощь и нечестивую магию,
чувствуется то ли смертельная усталость язычника, то ли все равно дает знать
возраст.
Он быстро влез в доспех, уже удивляясь, как это вчера
показались невыносимо тяжелыми, слегка подпрыгнул, мышцы радостно и с вызовом
ответили на нагрузку, предлагая подпрыгнуть еще и еще. Калика фыркнул, взял
посох и пошел впереди. Томасу почудилось, что калика даже горбится
по-стариковски и опирается на посох без всякой нужды.
— Ты что же, — спросил он в спину, — никогда
не спишь?
— Вся жизнь сон, — изрек калика. — А смерть —
пробуждение... гм... может быть. Тихо, кто-то бредет!
Томас оглянулся, спрятаться негде, а из-за скалы вышел
неспешно тучный человек среднего роста, одет опрятно, лицо круглое, слегка
одутловатое, одежда несколько поистрепалась, но чистая. Истоптанные башмаки
ступают бесшумно, потому и застал врасплох, за плечами небольшая котомка.
Томас, сердясь за испуг, гаркнул:
— Ты кто? Чего ищешь?
Человек вздрогнул, оглянулся на оклик. На бледном лице
блуждала растерянно счастливая улыбка.
— Что ищу? — переспросил он.
— Да!
— Великое «Быть Может...»
— А, — протянул Томас, ничего не поняв, — я
думал, ты тоже что-то потерял.
Человек счастливо развел руками:
— Кое-что, конечно, потерял, но нашел... Как много я
нашел!
Томас схватил калику за руку, потащил прочь, оглядываясь на
странного человека:
— Сумасшедший какой-то... Дервиш, наверное. Хотя с виду
нашего роду. Пойдем, а то еще покусает.
Олег шел задумавшись, только уже через милю очнулся от дум,
равнодушно показал Томасу на выступающие из тьмы высокие остроконечные шпили.
Залитые лунным светом, они отчетливо вырисовывались на темном злом небе. Томас
не поверил глазам: прямо на их пути из тьмы выступал костел. Высокие строгие
башни упираются в небо, колонны толстые, массивные, каменная кладка украшена, если
глаза не врут при этом слабом свете, медными и бронзовыми листьями.
— Зайдем, — проговорил он трепетно.
— Зачем? — ощетинился Олег.
— Это же...
— Вряд ли, — прервал Олег. — В аду? Хотя, ты
прав, тем более зайдем.
Ступени были из черного мрамора. Шаги отдавались гулко, даже
тучи почти не грохотали, Томас толкнул ворота, створки отворились медленно, с
достоинством. Открылся зал с множеством лавок со спинками, вдоль стен черные
свечи, а вдали под стеной возвышался амвон. На нем можно было разглядеть
толстую книгу.
Олег шел, осматриваясь с явным удовольствием. Томас видел,
как особенно внимание привлекли цветные витражи, в самом деле яркие и умело
сделанные. Олег покрутил головой, неожиданно ударил по цветному стеклу. Послышался
звон, яркие, как брызги радуги, осколки посыпались на каменный пол.
— Зачем? — спросил Томас враждебно.
— Там может быть что-то полезное. Да и вообще...
приятно бить стекла.
Томас смотрел подозрительно:
— Потому что храм истинно католической церкви?
Олег отмахнулся:
— Мне все равно, католическая или кафолическая, чаще
зовомая православной. Ты лучше подумай, откуда здесь церковь?
Томас ответил зло:
— А здесь творят сатанинские действа! Козлу молятся, в
зад его целуют. И в перед. Это не настоящий костел, а антикостел.
— Тогда почему тебе жаль этих стекол?
Томас ощутил себя в затруднении. Нашелся:
— А потому, что ты представляешь, будто бьешь стекла в
настоящей церкви!
— Дурак ты, — ответил Олег беззлобно. — Как
будто мне не все равно: черти или ангелы. И то и другое из новой гадостной
веры, я бы их всех, чертей и ангелов, связал спина к спине и бросил в самое
глубокое место Марианской впадины... Есть такое местечко, недавно там такое
выловил...
Он прошел вдоль стены, его пальцы быстро и умело щупали камни.
Один заскрипел, Томас отступил на шаг. Целая стена отодвинулась, дальше было
помещение, сплошь заставленное узкогорлыми кувшинами.
— Вино? — спросил Томас недоверчиво. — В
храме?
Олег сказал подозрительно:
— Что-то знакомое...
Ближайший кувшин разлетелся от удара с такой легкостью,
словно разбросали изнутри. Олег удовлетворенно кивнул, словно получил
подтверждение некой глубокой мысли, к неудовольствию Томаса пошел бить кувшины
дальше. Рассыпались с хрустящим треском, калика бил беззлобно, не пропуская ни
одного. Томас уже раскрыл было рот, собираясь остановить глупое занятие, как
вдруг среди обломков мелькнул синий пузырек. Калика довольно хмыкнул, пошел
колотить оставшиеся. В последнем отыскался пузырек еще и оранжевого цвета.
— На, — сказал он, протягивая Томасу синий
пузырек. — Хлебни.
— Что там?
— Почувствуешь.
Сам он с видимым удовольствием приложил к губам оранжевый.
Томас видел, как мигом лицо порозовело, желтизна ушла, калика на глазах ожил,
наполнился силой. Томас все же с некоторым колебанием открыл свой пузырек,
понюхал, осторожно лизнул. Язык защипало, вкус был бодрящим. Он выпил легкую
жидкость, все еще сомневаясь, все же нечестивое колдовство, но доспехи
показались легче, он чувствовал, что снова готов в любой бой, способен без
отдыха пробежать хоть милю.
— Терпимо, — согласился он. — Если за это не
придется расплачиваться душой... Но ты откуда знаешь?.. Это христианский мир...
хоть и чертячий, ты здесь не бывал!
Калика отшвырнул пузырек. Голос тоже был посвежевший,
сильный:
— Я ж говорю, у меня ощущение, что уже проходил здесь.
На самом деле что христианский, что халдейский или хохловский миры, все воруют.
Томас скрипнул зубами:
— Ты мою святую веру с поганскими не равняй! У кого
наши святые отцы воруют? Друг у друга?
Олег воздел руки:
— Что воровать голому у голых? Воруют у
предшественников.
Он на прощанье шарахнул посохом по последнему уцелевшему
кувшину, грязному и заляпанному потеками глины, прошел мимо, не глядя, а Томас
с удивлением остановился:
— Что за чудо?
Среди черепков прямо в воздухе над полом висела желтая
летучая мышь с растопыренными крыльями. Ее неживые глаза смотрели в
пространство.
