— Олег!..
Человек вышел в круг света. Обнаженные плечи блестели,
только на правом еще была темная короста, что как гнилая кора осыпалась при
ходьбе. Томас увидел вздутый безобразный шрам, багровый с синюшным оттенком,
рука еще висела бессильно, но пальцы медленно сжимались в кулак.
— Быстрее, — прохрипел он. — А, Эскалибур?..
Что ж, родню почуял...
Томас ахнул:
— Меч короля Артура? Быть не может!
— Почему? Тогда ковали без затей. Взял, уходим.
Он протащился мимо, его шатало, хватался за стол. Томас
стиснул зубы, чтобы не заорать от дикой ослепляющей радости, по-звериному
могучей, шагнул следом, глаза жадно шарили по столу, и сам не помнил, как
ухватил в другую руку длинный меч, с узким холодно блистающим лезвием,
засмеялся от прилива новой мощи, светлой и радостной, как и подобает магии
оружия, в отличие от подлой магии слов и заклятий. Внутри играло и прыгало, он
чувствовал, что сейчас сделает что-то несуразное: закричит дико, подпрыгнет до
свода, или перерубит стол одним ударом.
— Олег! — закричал он вдогонку. — И в этом
мече живет что-то помимо железа...
Спина калики удалялась, голос прозвучал глухо:
— Его потерял в Ронсевальском ущелье рыцарь, что
прикрывал отход войск Карла Великого... Герой. Когда умирал, даже не вспомнил о
красавице невесте, что лила слезы и ждала, а все просил положить с ним... ах
да, не с ним, а под него, меч-спату, эту вот возлюбленную Дюрандаль...
Томасу почудилась насмешка, но не поверил, что человек на
грани смерти от изнеможения способен насмехаться над святыми чувствами
величайшего и благороднейшего из рыцарей. К тому же непонятно, как видит
спиной, может быть вовсе говорит наугад...
Томас вскинул мечи, он чувствовал какие у него длинные и
могучие руки, тело как из булата, а силы хватило бы, чтобы сдвинуть гору.
Крикнул мощно:
— Теперь пусть выходит хоть сам дьявол!
— Не хвались, на рать идучи, — напомнил Олег.
— А хвались, идучи с рати, — засмеялся
Томас. — Это я знаю. Ох, сэр калика...
Он вздрогнул и замер, будто пораженный в самое сердце. Со
стены и стола мечи просились в руки, клялись в верности, обещали великие
подвиги. Такими бывают только мечи, которые имеют свои имена, в отличие от
простых безымянных.
— Олег! — вскричал он в отчаянии. — Я не
могу!.. Мое сердце разрывается!.. Да будь у меня сто рук...
Калика оглянулся:
— И что, ухватил бы все? Успокойся, меднолобый герой.
— Чьи это мечи?
Калика едва заметно сдвинул на ходу плечами:
— Я что, все железо знаю?.. Ах, там еще и черная
бронза... Вон тот Галадборд, меч Фергуса, героя ирландских гор, рядом — Нуаду,
меч-талисман ирландских племен, этот не знаю... и этот... а вон тот знаменитый
Грим, меч самого Сигурда... или Зигфрида, не упомню как он у вас кличется.
Томас жадно вертел головой:
— А этот?.. А тот?.. О, Пресвятая Дева, я уже в аду, я
уже казнюсь самыми страшными муками: вижу лучшее на свете оружие, и не могу все
ухватить!
— Так это ж рай, — буркнул калика. Спина его
постепенно выпрямлялась, а голос терял хрипотцу. — На тот не гляди, это
злой меч! Зря пастух, что отыскал его в размытом дождями кургане, отдал его
Гатиле, ставшего известным потом как Аттила Бич Божий... Этому мечу, помню,
скифы приносили жертвы... Каждого десятого пленного! А до скифов то же
проделывали киммерийцы... Если есть третья рука, возьми меч справа. Это
легендарный Переляк, с ним великий викинг начал творить новое государство...
Знал бы, что получится!
Томас спросил быстро:
— И сотворил?
Голос Олега отдалился, его спина мелькнула и пропала в
темноте,:
— Его потомки, рюриковичи, творят и ныне... Такое
творят!
Пальцы Томаса потянулись к Переляку, тоже предстоит творить
королевство заново, с трудом потащил руку обратно, едва не выдирая ее из плеча,
ибо в голосе отшельника прозвучала странная нотка, что-то в том государстве ему
не нравится, взглянул налево, сердце екнуло: добротный шлем, хотя и не
рыцарский, широкие латы, кованый пояс с кольцами для ножей.
Светящийся шарик, что стал багровым, как угасающий уголек,
исчез в темной щели вместе с каликой. Томас, оставшись в полной тьме, сам не
помнил как натянул доспехи, нахлобучил шлем по самые брови, бросился вслед за
Олегом, но отшатнулся, потрясенный страшным и великолепным зрелищем.
По обе стороны черного входа висели в воздухе, держась без
всяких цепей, два удивительных меча. Один короткий, с прямым лезвием, простой
рукоятью, лезвие брызжет искрами, словно только что выдернули из горна, а
другой длиннее, со странным волнистым лезвием. Томас в великом изумлении
уставился на невиданное зеленоватое лезвие, там возникали и быстро исчезали
магические знаки, что вдруг показались знакомыми.
Шаги калики уже затихли. Устрашенный, что останется один,
Томас выронил оба меча, взамен ухватил рукоять меча с изогнутым лезвием... на
миг пронзила острая боль, свирепая судорога скрутила мышцы, но ощущение силы,
что хлынуло через рукоять меча, тряхнуло как молодое деревцо бегущим кабаном.
Ноги сами несли его с легкостью, будто железные доспехи были
из простого полотна. Если бы не страшился разбиться, то прыгал бы сразу на
десятки шагов.
Калика стоял на уступе близ выхода. Опять в волчьей шкуре,
где он ее только нашел. Каменный карниз в двух шагах обрывался пропастью. На
стук шагов обернулся, Томас видел как брови Олега взлетели верх. Томас
вскрикнул:
— Что-то не так?
Олег в изумлении глядел на меч. Томас видел, как взгляд
зеленых глаз скользнул по новым доспехам Томаса, коснулся шлема:
— Вот что ты выбрал...
— Олег, — вскричал Томас в страхе и
замешательстве. — Что это? Я чувствую себя странно.
— Если ты о мече, — проговорил Олег
медленно, — то это Зу-л-Факар. Что значит «бороздчатый». Мухаммаду
достался в битве, от него перешел к тестю Али, хранился у халифов... Ну, Томас,
ты самого Сатану удивишь!
Томас сделал движение отбросить меч, смотрел как на ядовитую
змею, но пальцы не пожелали разжаться. Он даже попробовал помочь другой рукой,
смог бы, но в груди словно лопнул сосуд с желчью, стало горько и тоскливо,
словно отрывал от себя половину души.
— Ну не могу же я... Оставить такой меч, все равно, что
оставить...
Он замычал в муке, подбирая точное слово, а Олег, не
дожидаясь, буркнул:
— В самом деле? Тогда не бросай... Что-то небо
нехорошее.
Томас повертел меч, лезвие блистало, а в ответ раздвинулись
тучи, грозно проворчало. Меч был поразительно легок, но в то же время Томас
чувствовал, что с таким можно драться даже с демонами.
