Рубашка мокрая от крови, Томас провел ладонью по распухшему
лицу. Вспухло, будто он запихнул за щеки по булке, теперь скрывает от сурового
наставника. Он чувствовал себя голым без доспехов, хотя одежду оставили,
изорванную и забрызганную кровью. На груди болтался нагретый его теплом крест,
тяжелый и теплый, тоже с застывшими каплями крови. Шея ныла, кто-то явно
пытался сорвать крест, но цепочка выдержала, только поранила кожу.
Затрещало, словно лопнула каменная стена. На стыке стены и
потолка обрушились, выбитые страшным ударом, огромные глыбы. Томас как
зачарованный начал было следить, как замедленно падают, переворачиваются, но
вздрогнул как уколотый: в пролом влетела красная с черным фигура, стремительно
понеслась в их сторону.
На расстоянии броска дротика неизвестный на миг завис в
воздухе, Томас с дрожью во всем теле смотрел на крылатого исполина, что в
полтора раза выше, а в плечах шире вдвое любого земного богатыря. Закован в
блещущую сталь с головы до ног, широкие плечи кузнеца, выпуклая грудь, которой
позавидовали бы атлеты, а два исполинских крыла летучей мыши, с когтями
размером с кабаний клык, захватили, казалось, полмира.
Крылатый рыцарь опустился на каменные плиты тяжело, согнул
колени от удара, выдерживая свою тяжесть, лицо болезненно искривилось. Крылья
со змеиным шуршанием стали складываться. Сквозь прорезь в шлеме горели адским
огнем пурпурные глаза. Томас не умом, а чувствами ощутил несокрушимую прочность
его доспехов. А по тому, как появился и с какой надменностью держится,
чувствуется его врожденная привычка повелевать.
Доспехи черные, без блеска, на локте небольшой щит со странным
гербом...
Томас напряженно всматривался в этот странный щит, ибо у
англов он круглый, у итальянских рыцарей продолговатый, а у германцев такой же,
но с выемкой вверху. У испанцев плоский сверху и закругленный снизу, у
французов четырехугольник, а у этого рыцаря щит треугольный, что не лезет ни в
какие ворота, поле простое, нерасчлененное, а красок ни одна из пяти
узаконенных законами геральдики, как из фигур ни одна не похожа на льва, орла
или вепря, что приличествовало бы рыцарю такого внушительного вида, а скорее
там изображены стихии, но не солнце, луна и звезды, а нечто более
величественное и жуткое, что Томас не мог передать словами, но по коже пробежал
трепет, а когда наконец рассмотрел еще и яркую падающую звезду, он понял, кто
вошел!
Только сейчас в пролом начали влетать крылатые черти,
демоны, ведьмы, ибо чем выше ранг сюзерена, тем больше вассалов и слуг должны
его сопровождать.
В зал ввалились толпы голых женщин, толстых и мясозадых, с
распущенными волосами и отвисшими от тяжести грудями. Они хохотали дурными
голосами, пели и смеялись бесстыдно, в руках кувшины с вином, лютни и волынки.
Вдогонку бежали козлоногие черти, дядя Эдвин называл таких сатирами. Тоже
вопящие, блеющие, с кувшинами вина, гроздьями винограда, уже хмельные,
волосатые и вонючие.
Женщины бросились к Сатане, со смехом и омерзительными
шуточками начали снимать с него доспехи. Сатана растопырил руки, давая снять с
себя доспехи, женщины ловко отстегивали щитки из стали... нет, адаманта,
напомнил себе Томас, вспоминая рассказы о чудесном металле, из которого куют
оружие небесного воинства.
Когда сняли шлем, Томас содрогнулся как от удара. Стиснул
челюсти, чтобы не выдать свой испуг, голова Сатаны как валун, рога острые и
блестят металлом, глаза горят нестерпимым блеском звезд, а нижняя челюсть
вызывающе выдвинута вперед, отчего Томасу сразу же захотелось вызвать наглеца
на поединок.
Лицо князя Тьмы подергивалось как у безумного, ноздри хищно
раздувались. Когда перевел взор с калики на Томаса, верхняя губа чуть
приподнялась, показывая острые клыки. Томас со смертным холодом ощутил, что
даже его железные доспехи, даже будь все еще на нем, перед этими зубами не
крепче листа подорожника.
Когда сняли и вязаную рубашку, свитую из веревок, Томас
увидел самую широкую грудь, какую только мог представить, с красной кожей,
будто князь ада вынырнул из кипящей лавы, с рыжими звериными волосами. Женщины
продолжали раздевать, хохотали, хватали князя Тьмы жадными похотливыми
пальцами. Его улыбка стала шире, в огненных глазах зажглось мрачное пламя скотского
желания.
Багровые светильники бросали недобрые блики, все словно было
залито свежей дымящейся кровью. Грудь Сатаны еще вздымалась тяжело, часто,
могучее тело блестело от пленки пота. Томас перехватил острый взгляд калики,
устремленный на владыку преисподней. Томас внезапно подумал, что и калика, как
и Сатана, магией почти не пользуется, предпочитая ходить пешком или ездить на
простой телеге. Сатана мог бы силой своей нечистой магии, своей власти...
Дальше Томас запутался, ибо хоть убей не мог понять, почему
Сатане оставлена такая власть, если можно было бы Господу сокрушить все его
воинство без остатка, основать рай на земле, чтобы все пели и славили его имя.
Сатана оглядел их почти любовно, сладострастно потер
огромные ладони. Между ними вспыхнула скрученная молния. Воздух стал чище.
— Подумать только!.. Когда мне сказали, что сюда
вторглись двое, которые отбрасывают тени, я, признаюсь, не поверил... Говорят,
бывало в древние времена, но теперь...
Томас сказал надменно, стараясь выговаривать слова правильно
разбитыми губами:
— Скоро сюда придут с мечом и крестом.
— Гм... Вряд ли. Но когда вы перебили почти весь отряд
лучших рыцарей Европы, я понял, что явились мои создания!
Томас с усилием вскинул голову, стараясь держать ее гордо,
взгляд сделал надменным:
— Мы — создания Господа.
— Олег, позволь мне дальше пойти одному! Мне все равно
не жить без начали хвататься за трезубцы, делать угрожающие жесты, скрипеть
зубами и топать копытами, но Сатана небрежно повел дланью, их как ветром выдуло
из огромного зала. Улыбка Сатаны оставалась прежней, только в громыхающем
голосе грозно проступила насмешка:
— Ого! А что же ты явился сюда в доспехах? И с мечом за
плечами? Разве не я их выдумал? Разве не я придумал вообще одежду? Не я научил
вас, людей, пахать землю, разводить скот, строить дома, а из домов — города? Не
я учил плавать, строить лодки и большие корабли?.. Разве лучше, если бы ваши
прародители, Адам и Ева, остались в райском саду? Мало того, что голые и босые
— чем не скот? — тот бородатый дурак им даже плодиться не давал! Так бы и
существовала эта пара двуногих скотов, если бы не я...
— Это была провокация, — сказал Томас, но голос
его звучал уже не так уверенно.
Олег морщился, приглушая боль в голове, почти не
вслушивался, ибо эти двое затеяли нелепый спор, Сатане хочется доказать свое,
выплеснуть накипевшее, а рыцарь не может не спорить с врагом своего сюзерена...
— Да, — согласился Сатана, — но какая? Та
пара дала жизнь и тебе через сотни поколений! Да и вообще не было бы даже самих
Адама с Евой, если бы я не выдрал из самого сердца земли то, что вы зовете
красной глиной. Сколько ангелов пыталось! Тот бородатый хотел уже отказаться от
затеи... Эх, как земля застонала, как не хотела отдавать свою плоть! Кто из вас
знает, что три дня и три ночи я боролся с нею? Как она орала, противилась,
когда я выдирал из нее клок красной глины!.. Ну, сам понимаешь, что называем
красной глиной. И что называется выдирал, что на самом деле всего лишь помощь
при родах. Тот бородатый, бледнел и закрывал глазки. Но и потом земля,
озлобившись за те муки... дура... отказывалась принимать первого убиенного
несколько столетий. Пока ей не вернули первого из нее взятого.
