Может, и так, но Этта была уверена, что на сердце Габриэля навсегда остались шрамы от старых обид.
– Как долго это продолжалось?
– Пока я не научился давать сдачи.
– Значит, издевательства продолжались не один год. Почему ты ничего не рассказал родителям или учителям?
– Пожалуйся я учителям, стало бы только хуже – ведь они все равно не смогли бы защищать меня круглые сутки. К тому же среди учеников я прослыл бы доносчиком.
– А что же твои родители?
Ответом на этот вопрос стало молчание. Вглядываясь в лицо Габриэля, Этта и без слов поняла, что он поделился своей бедой с отцом и матерью, но те ничего не сделали, чтобы помочь своему сыну.
– Я же сказал, это все старая история. Я справился со своими неприятностями, извлек из них уроки, а теперь не желаю это обсуждать. – Давая понять, что тема закрыта, Гейб указал в сторону окна: – Смотри, мы уже почти на самом верху!
Потянувшись через стол, Этта накрыла руку Габриэля своей ладонью, надеясь, что прикосновение передаст ему испытываемые ею в этот момент сочувствие и восхищение. Дух у нее захватило, и Этта не смогла бы точно сказать, виной тому восторг от созерцания панорамы Вены с высоты двухсот футов или признательность графу за доверие и рассказ о таких личных переживаниях.
– Потрясающе!
Такими же потрясающими для нее оказались следующие два дня. Минуты слагались в часы, казалось, время волшебным образом искривлялось, закручиваясь в воронку, обостряя все чувства. Все словно смешалось: напыщенные дворцы в стиле барокко, дерзкое современное искусство, вкус и аромат шницелей, глинтвейна, яблочного штруделя и кофе. А главное, рядом всегда был Гейб. Даже самое легкое его прикосновение наполняло тело Этты желанием, их ночи были исполнены пылкой страсти.
Но в утро сочельника все изменилось. Проснувшись, Этта вдруг почувствовала отчуждение со стороны Габриэля, которое невозможно было выразить словами. Оно ощущалось в том, как были напряжены его плечи, стиснуты зубы, он больше не смеялся и не поддразнивал ее, а по дороге на концерт в Шёнбруннском дворце не пытался взять ее за руку или обнять.
– Значит, сначала мы совершим экскурсию по дворцу, а затем послушаем концерт в оранжерее? – спросила Этта, чтобы нарушить возникшее впервые за последние дни неловкое молчание между ней и Гейбом.
– Да, – ответил граф.
Он шел рядом, сунув руки в карманы пальто, накинутого поверх темно-серого костюма.
– Замечательно! Оранжерея была построена в середине восемнадцатого века императором Францем Первым. Когда-то сам Моцарт дирижировал в ней своей оперой «Импресарио»…
Этта осеклась. И ради чего она пытается заполнить своей болтовней возникшую неловкую паузу? Может, именно так полагается себя вести случайным любовникам перед расставанием: все больше отдаляться друг от друга? После Рождества жизнь потечет по прежнему руслу. Роман с графом похож на сказку, но, в отличие от сказки, у него не может быть счастливого конца – Этта больше никогда не увидится с Габриэлем.
Ну и пусть! Зато сегодня – сочельник. Почему бы не насладиться праздником и окружающей красотой, не думая о том, что случится потом?
Но, разглядывая раззолоченные дворцовые покои и расписанные фресками потолки, Этта краем глаза следила за своим спутником. Она чувствовала, как он напряжен, и его волнение все больше усиливается. Наконец, не выдержав, она спросила:
– Гейб, что-то случилось?
Глава 14
Габриэль заставил себя немного расслабиться, что было нелегко сделать, когда, казалось, напряжен был каждый мускул, и улыбнулся Этте:
– Все нормально.
Если не считать того, что через считаные минуты он увидит того, кто однажды станет обладателем титула, который Гейб мечтал передать своему сыну. Может, не стоило так из-за этого переживать? Черт, да он в глубине души даже рад, что обнаружился этот Мэтью Коулридж. Значит, фамильный титул не исчезнет. И все-таки в данный момент душа была полна гнева и уныния. Ну почему судьба лишила его возможности иметь детей?
– Со мной все в порядке.
– Уверен?
Гейб сделал глубокий вдох и одарил Этту знаменитой улыбкой Деруэнтов. Но его спутница лишь еще больше нахмурилась. Отвернувшись от нее, граф сделал вид, что внимательно разглядывает фарфор в музейной витрине.
Экскурсия по дворцу окончилась, и через пару минут они вошли в оранжерею. Габриэль усадил Этту в удобное кресло под сверкающей хрустальной люстрой и сел рядом. Оркестранты, наряженные в костюмы восемнадцатого века, уже находились на сцене. Гейб с бешено колотящимся сердцем начал рассматривать каждого музыканта.
Вот он – Мэтью Коулридж! Сидит с виолончелью в руках. Закрыл глаза, словно внутренне настраиваясь перед выступлением. Сердце внезапно сжалось от такой сильной боли, что Габриэль резко выдохнул. Этта повернулась к нему. Пришлось, сделав над собой усилие, откинуться на спинку кресла и произнести как ни в чем не бывало:
– Концерт вот-вот начнется.
К облегчению Гейба, Этта не успела ничего сказать в ответ, потому что дирижер повернулся к публике и заговорил. А пару минут спустя в этих старинных стенах зазвучала классическая музыка, создавая впечатление, будто на сцене стоит сам Моцарт.
После нескольких сыгранных оркестром произведений пришла очередь балетных номеров, затем оперный певец исполнил несколько арий. Но Гейб, которого попеременно бросало то в жар, то в холод, думал только о Мэтью Коулридже.
Заключительное произведение, исполненное оркестром, прозвучало так мощно и настолько зачаровало слушателей, что, когда смолкла последняя нота, настала полная тишина, и лишь через пару мгновений зал разразился овациями.
– Вернемся в отель и поужинаем? – предложил Гейб, уже сумевший взять себя в руки.
– Конечно, – согласилась Этта. – Я только хочу купить на память программку концерта.
Она приобрела глянцевый буклет, а затем вместе с Гейбом вернулась в гостиницу.
Войдя в вестибюль, Этта предложила:
– Давай перед ужином ненадолго поднимемся в номер.
– Ладно.
Войдя в их люкс, Этта скрылась за дверями спальни, а Габриэль подошел к окну и вперил взгляд в темноту венской ночи.
Значит, Мэтью Коулридж и в самом деле существует. Миссия выполнена, хотя и не до конца. Завтра Рождество, и этот день Гейб хотел сделать настоящим праздником для Этты – пусть даже у него самого настроение было совсем не веселым. А после он вернется домой, чтобы мужественно встретить ожидающие его трудности.
Габриэль нахмурился: почему Этта так долго копается? Решила переодеться? Но она и так прекрасно выглядит в зеленом вечернем платье, в котором была в опере.
Дверь спальни открылась, Этта в том же самом наряде шагнула через порог, держа в руке концертную программку.
