Нам по пути попалось огромное рожковое дерево, я опустился па землю у его подножия и позвал Кейру сесть со мной рядом.
— Почему ты здесь? — спросил я ее.
— Ты шутишь?
Я не ответил, и она с любопытством посмотрела на меня.
— Я люблю возиться в грязи, — заявила она, — а здесь ее хоть отбавляй, так что я оттягиваюсь по полной!
— Ну что ты все смеешься надо мной, я тебя не спрашиваю, чем ты занимаешься, меня интересует, почему ты работаешь именно здесь, в Эфиопии, а не где-нибудь еще.
— Это тоже очень длинная история.
— У меня вся ночь впереди.
Кейра немного помолчала, потом поднялась, нашла небольшую веточку и снова села рядом со мной.
— Когда-то давным-давно, — начала она, нарисовав большой круг на песке, — все материки представляли собой единое целое.
Она нарисовала еще один круг, поменьше, внутри первого.
— Все вместе они составляли один огромный континент, окруженный океаном, суперконтинент, который мы называем Пангеей. На планете начались страшные землетрясения, тектонические плиты пришли в движение. Суперконтинент распался на две части, Лавразию на севере и Гоидвану на юге. Потом от второй почти полностью отделилась Африка. Недалеко отсюда в результате мощного тектонического процесса образовалась горная гряда. Она повлияла на климат. Высокие вершины преграждали путь облакам. Без дождя местность к востоку от гор стала постепенно превращаться в пустыню.
Обезьяны, обитавшие в кронах деревьев, где до них не могли добраться хищники, почувствовали, что их область распространения сужается, как шагреневая кожа. Все меньше становилось деревьев, все меньше плодов, пищи стало не хватать, и вид мог исчезнуть. А вот теперь слушай внимательно, здесь начинается самое важное в моей истории.
На западной стороне равнины лес сохранился — в противоположность восточной, где теперь росла только высокая трава. С вершин последних уцелевших деревьев обезьяны видели эти изобильные земли. Понимаешь, закон эволюции состоит в том, чтобы приспособиться к окружающей среде и выжить, а инстинкт выживания — самый сильный из всех. Итак, поборов свой страх, обезьяны покинули кроны деревьев и спустились на землю. Ведь на другом краю равнины их ждал настоящий рай, где они могли ни в чем не нуждаться.
И вот они тронулись в путь. Но когда передвигаешься среди высокой травы, то почти ничего не видишь. Ни куда идти дальше, ни где подстерегает опасность. Что бы ты сделал на их месте?
— Не знаю, — ответил я, околдованный ее голосом.
— Ты бы, наверное, как и они, встал на задние лапы, чтобы осмотреться, и снова опустился на все четыре, чтобы бежать дальше. Потом снова поднялся бы на задние лапы, чтобы удостовериться, что продвигаешься в верном направлении, затем опять тронулся бы в путь. И так далее до тех пор, пока тебе бы не надоело проделывать это утомительное упражнение, не наскучило то и дело подниматься и опускаться. Перемещаясь вслепую, ты бы постоянно сбивался с намеченного пути. А тебе нужно идти по прямой, чтобы поскорее покинуть враждебную территорию, где каждую ночь в темноте поджидают хищники, и добраться до леса и вкусной еды. И вот в один прекрасный день ты, стараясь двигаться как можно быстрее, уже не стал опускаться на четыре лапы, а постарался идти на двух.
Сначала ты шагал неловко, испытывая боль, потому что ни позвоночник, ни мышцы не привыкли к такому способу передвижения, но ты терпел, понимая, что твое выживание зависит от того, доберешься ли ты до пункта назначения. Многие обезьяны умерли от истощения или погибли в зубах хищников, так что ты понял, что нужно срочно идти вперед, и поскорее. Даже если бы только одна пара достигла леса, вид был бы спасен, Еще того не зная, добравшись лишь до середины этой равнины, ты уже не был той обезьяной, что еще вчера прыгала с ветки на ветку и бегала на четырех лапах, ненадолго спускаясь на землю. Не ведая того, ты уже стал человеком, Эдриен, потому что ты научился ходить. Ты отказался от признаков, свойственных твоему виду, и создал другие, человеческие. Эти обезьяны, которые заключили сами с собой невероятное пари, что доберутся до плодородных земель, и были нашими предками. И не так важно, если то, что я тебе рассказала, приводит в бешенство некоторых ученых, — ведь правда, появляясь на свет, редко встречает радушный прием.
Тридцать с небольшим лет назад видные ученые нашли останки Люси. Этот скелет стал настоящей звездой. Возраст Люси — три миллиона лет. Все сошлись на том, что она прародительница человечества, но все ошибались. Прошло не так уж много времени, и другие ученые отыскали останки Ardipithecus Kadabba. Оказалось, что ему пять миллионов лет. Расположение его связок, конструкция его таза и позвоночного столба говорят о том, что он также передвигался на двух ногах. Люси была свергнута с пьедестала.
Позднее одна команда археологов обнаружила окаменевшие останки третьей семьи двуногих. Еще более древних. Оррорины жили шесть миллионов лет назад. Эта находка перевернула все прежние знания, считавшиеся непреложными. Потому что оррорины не только умели ходить, они оказались более близкими нам, современным людям. Генетическая эволюция не имеет обратного хода. Вот поэтому все те, кто прежде считался прародителями человека, перешли в разряд дальних родственников, а предполагаемое время отделения гоминид от обезьян отодвинулось еще дальше в прошлое. Но кто теперь может с уверенностью сказать, что оррорины не имели предшественников? Мои коллеги ищут ответ на этот вопрос на западе, а я подалась на восток, в эту долину, к подножию этих гор, потому что верю всей душой, что предку человека не менее семи или восьми миллионов лет, а его останки покоятся где-то у нас под ногами. Теперь ты знаешь, почему я здесь, в Эфиопии.
— По твоим прикидкам, пусть даже самым безумным, сколько лет нашим первым предкам?
— У меня нет хрустального шара, а мои мечты, в том числе самые безумные, не имеют отношения к делу. Я смогу ответить на твой вопрос, когда у меня в руках будет реальная находка. Единственное, что я твердо знаю, — это что у всех людей на Земле есть общий ген. Какой бы ни был у нас цвет кожи, мы все происходим от одного существа.
Стало прохладно, и мы спустились с холма. Кейра устроила меня на походной кровати в своей палатке, дала одеяло и потушила свечу. В голове моей крутилась одна мысль, я изо всех сил гнал ее, но напрасно: пусть она и fie в моей постели, но рядом со мной, и от этого я чувствую себя счастливым. Мы лежали в полной темноте, и я услышал, как она повернулась.
— Скажи, а здесь правда так много пауков-птицеедов? — спросил я.
— Я пока ни одного не видела, — ответила она. — Спокойной ночи, Эдриен, я рада, что ты приехал.
Рим
Айвори расположился у стойки кафе в центре аэропорта Мальпенса. Он посмотрел на стенные часы, висевшие у него над головой, и вновь погрузился в чтение «Коррьере делла сера».
На соседний табурет опустился какой-то мужчина и негромко произнес:
