Тетя Иоанна ушла спать в полночь, вскоре ушли пожилые сельчане, но узо
[8] лилось рекой под грохот музыки, так что родственники помоложе и деревенская молодежь остались веселиться и танцевать. Лишь когда закончилась выпивка, а музыканты уснули прямо за инструментами, последние гости поняли, что им тоже пора.
Наконец Дариус и Летти остались одни на празднично украшенной террасе.
Не говоря ни слова, Дариус взял ее за руку и отвел в спальню в самом дальнем конце южного крыла виллы. Он закрыл за ними дверь, а окна и раздвижную дверь на балкон открыл. С моря дул ветер и шевелил прозрачные белые занавески, сквозь которые лился лунный свет.
Дариус подошел к Летти, приподнял ей волосы на затылке и медленно расстегнул молнию на платье. Платье упало на пол. В тишине ночи это походило на священный обряд.
Летти повернулась к нему, в глазах отражался лунный свет. Она протянула руку и сняла с него пиджак, расстегнула рубашку. Легкое касание пальцев, ее вопросительный взгляд… Дариус поймал ее руки и поцеловал. Сердце наполнилось незнакомым теплым чувством.
Ветер шевелил волосы Летти, и розовые лепестки цветов мягко слетели вниз, словно благословляли их. Молча он уложил ее на широкую кровать.
Их любви слова были не нужны – только язык прикосновений, дарящих удовольствие и восторг.
Дариус думал, что в ту ночь в его пентхаусе на Манхэттене он достиг вершин экстаза. Но сейчас было что-то еще. Другое.
Независимо от причин, но эта первая подлинная брачная ночь была священной.
И была похожа… на счастье.
Когда они, наконец, упоенные, разомкнули объятия, Дариус подождал, пока она не заснула.
Он лежал и смотрел в потолок, думая о ее словах, сказанных на пляже, о том, что они никогда больше не увидят Фэрхоулма. Она произнесла это с печалью, словно приняла эту потерю как должное.
Дариус сердито хмыкнул. А он этого не принял!
Ему захотелось дать Летти все то, что она потеряла. И намного больше.
Осторожно, чтобы не разбудить ее, он встал с кровати и вышел на балкон. Уже начало светать, но море было еще серое. Он позвонил в Нью-Йорк своей долготерпеливой помощнице. Милдред Харрисон работала у него семь лет, поэтому нисколько не удивилась столь позднему звонку.
– Как жаль, что вы уехали из Нью-Йорка, не насладившись своим геройским поступком, – сухо заметила она. – Ваша фотография красуется на обложке «Дейли пост». Вы теперь вроде Робин Гуда.
– Рад, что я не там. Что-то еще?
– Та квартира в Бруклине была приобретена, как вы хотели. Ваш тесть…
– Никогда его так не называйте, – оборвал он помощницу.
Она кашлянула:
– Хм… Мистеру Спенсеру сообщили, что он может оставаться в квартире ровно столько, сколько пожелает, и без оплаты.
– Хорошо.
Милдред, помолчав, продолжила:
– Есть еще кое-что, о чем вам следует знать.
– Да?
– Детектив, который за ним наблюдает, говорит, что Спенсер посещал онколога. Очевидно, он болен. Возможно, умирает.
Дариус фыркнул:
– Это обман.
– Мистеру Грину удалось посмотреть его медицинскую карту. Судя по всему, это не подделка.
– Спенсер мог подкупить врача.
– Возможно. Но если бы это был мой отец, я хотела бы знать точно.
Дариус посмотрел на спящую Летти. Да, она хотела бы знать точно. Но он ни за что ей ничего не скажет. Скорее всего, старик просто пытается их поссорить. У Спенсера наверняка всего лишь простуда.
– Я не желаю, чтобы мою жену беспокоили, – коротко и твердо заявил он.
– Как скажете, мистер Кириллос.
– Я позвонил вам по другому поводу. Я хочу сделать жене свадебный подарок.
– Помимо миллиардов, которые вы уже выделили жертвам ее отца? У нас, между прочим, недостаточно персонала, чтобы определить точные выплаты.
– Уверен, что вы все утрясете. А потом я отправлю вас с мужем на неделю в заслуженный отпуск на Майами.
– В Рим, – заявила Милдред. – И на три недели.
Дариус засмеялся. Милдред знает себе цену. И он ее за это уважал.
– На три, – согласился он. – Но сначала вы сделаете одну вещь. Я хочу купить дом.
– Вам тесно в пентхаусе?
– Я хочу определенное место. Узнайте, сколько это стоит.
Дариус все объяснил, и Милдред присвистнула:
– Хорошо, босс. Перезвоню вам, как только узнаю. Какая максимальная цена?
– Сколько запросят.
Дариус отключился и вернулся в постель к своей беременной новобрачной. Он слышал, как запели птицы, когда за окном стало подниматься солнце.
Его вдруг осенило: вот она, награда за все правильные поступки, которые он совершил в жизни. Это – Летти. Покой. Дом. Дети. Радость. Все то, о чем он уже и думать забыл. Все это у него будет.
И никто, в особенности ее преступник отец, не встанет между ними.
Личный самолет Дариуса подлетал к Нью-Йорку, спускаясь сквозь облака. Летти не могла понять, что чувствует: облегчение или сожаление.
Она рада вернуться, чтобы быть ближе к отцу. Дариус заверил ее, что отец здоров, живет в их старой квартире бесплатно и с регулярным пособием и целыми днями играет в шахматы с приятелями в парке. Летти из этого заключила, что Дариус нанял кого-то приглядывать за отцом, но она не стала возражать – хорошо, что с отцом все в порядке. Хотя не может не переживать, что не видит его.
Она посмотрела на Дариуса – он сидел в белом вертящемся кресле напротив и большую часть полета набрасывал в ноутбуке соображения по поводу развития своей новой фирмы. Но когда их взгляды встречались, он смотрел уже только на нее. И Летти ощущала тепло его глаз каждой клеточкой тела.
Приподняв бровь, он шутливо произнес:
– Мы еще можем развернуть самолет в обратную сторону.
– Там было чудесно, – сказала Летти, – но вернуться домой тоже приятно. – Она помолчала. Прикусила губу, зная, что ей не следует об этом просить, но удержаться не смогла: – Когда прилетим в Нью-Йорк, ты поговорил бы с папой. Если бы ты услышал его…
– Забудь об этом. – Дариус защелкнул ноутбук.
– Прощение очищает душу. Ты ведь не знаешь… – отчаяния в голосе ей не скрыть, – возможно, и ты когда-нибудь попросишь о прощении!
Он фыркнул:
– Не попрошу, так как не планирую совершать преступления.
Ей надо просто проявить терпение. Она перевела дух и заговорила о другом:
– Мне очень понравилась твоя семья. Может, тетя Иоанна захочет навестить нас в Нью-Йорке?
