– Значит, это правда. Ты беременна.
Летти застыла. Затем расправила плечи, вскинула голову.
– И что из этого?
– Ребенок мой?
– Твой? – Глаза гневно сверкнули, а под глазами синева, словно она не выспалась. – С чего ты взял, что ребенок твой? Может, я спала с кучей мужчин после той ночи. Может, я спала с сотней…
Дариусу едва не стало дурно при мысли, что она спала с другими мужчинами.
– Ты лжешь.
– Откуда тебе известно?
– Твой отец сказал мне.
Летти побледнела и сникла:
– Мой… отец? А если он солгал? – У Летти был такой вид, что сейчас она упадет.
– Сядь, – приказал Дариус. – Я принесу тебе воды. Потом мы поговорим.
Летти опустилась на старый раздвижной диван.
Он огляделся, потрясенный тем, что Летти, родившаяся в Фэрхоулме, где было сорок комнат, сейчас ютится с отцом в квартире такого же размера, как и комната, в которой ее мать составляла букеты цветов для солярия.
Везде коробки и какое-то барахло, сложенное рядом со старым телевизором.
Дариус прошел по истертому ковру на кухню размером с телефонную будку и порванным линолеумом на полу. В слабом солнечном свете плавали пылинки. Окно с решеткой выходило на вентиляционную шахту и на другие квартиры всего в нескольких ярдах. Помещение было похоже на тюрьму.
«Они и этого не заслуживают», – мрачно сказал себе он.
Дом его детства в Гераклиосе выглядел хуже. Здесь, по крайней мере, есть электричество и водопровод. И есть хотя бы один из родителей.
Обоих родителей Дариус лишился – но по разным причинам – через два дня после рождения. Его безработный отец обнаружил новорожденного сына, плачущего в корзинке под дверью, – ребенка там оставила под дождем его прежняя любовница, избалованная наследница, которой ребенок был ни к чему.
Уволенный с работы, Юджиниус Кириллос не смог найти другую работу. Богатые греческие отцы не желали рисковать добродетелью дочерей, нанимая шофера, который не соблюдает свой статус. Отчаявшись, он отправился в Америку, а крошку сына оставил на воспитание бабушке, жившей у моря в убогом домишке.
Впервые Дариус увидел отца на похоронах бабушки – ему тогда было одиннадцать лет. Отец забрал его из Греции и увез в Америку.
Фэрхоулм казался Дариусу экзотическим местом, где все говорили на непонятном языке. Да и отец был ему чужой. Он работал шофером у Говарда Спенсера, и этот американец представлялся мальчику королем.
И вот до чего докатились Спенсеры сейчас.
Дариус очень давно снес бабушкину лачугу в Гераклиосе и построил там шикарную виллу. У него были пентхаус на Манхэттене, шале в Швейцарии, личный гоночный трек в пригороде Лондона. Его состояние превосходило состояние богача Говарда Спенсера во много раз.
Но вместо торжества Дариуса охватило ощущение неловкости, когда он прошел в темную кухню и налил в стакан воды из-под крана. Вернувшись в такую же унылую гостиную, он протянул Летти стакан.
– Куда вы собрались уезжать?
– Туда, где ты нас не найдешь.
Дариус с мрачным видом внимательно смотрел на Летти. После разговора с Говардом Спенсером он навел справки и узнал, что она только что уволилась из ресторана. Никто из служащих не помнил, чтобы с ней бывал какой-нибудь мужчина. За исключением официантки Белл – она описала самого Дариуса.
Судя по всему, он ошибся – Летти не была вымогательницей. Ни с ним, ни с другими мужчина ми.
После того как десять лет назад она разбила ему сердце, сообщив, что оставляет его ради более богатого человека, он поверил, что в его жизни все повторяется.
Его собственная мать оставила его, двух дней от роду, по той же причине. Для Каллы он был нежелательным результатом связи на одну ночь с шофером ее богатой семьи. Она собиралась выйти замуж так, как приличествовало ее положению в обществе. Ее интересовало исключительно это, и еще деньги.
Но Летти другая. По крайней мере, теперь стала другой.
Дариус сел на диван рядом с ней.
– Почему ты не пришла ко мне, когда узнала, что беременна? Я бы дал тебе все, в чем ты нуждаешься и даже больше.
– Дал? Ты только умеешь брать! Ты угрожал мне забрать ребенка!
Он стиснул зубы.
– Мы могли бы договориться.
– Ты грозился купить моего ребенка, а если я откажусь, то ты забрал бы его у меня и… Что ты сказал? А, уничтожишь меня.
Дариуса покоробило. Он не хотел, чтобы ему напоминали о том, что он сказал шесть месяцев назад. Он сердито посмотрел на Летти:
– Пей воду.
Она понюхала стакан.
– Что ты туда насыпал? Какой-нибудь препарат, чтобы я отключилась, а ты отвезешь меня в трущобу за Девяносто шестой улицей?
[4]
Дариус фыркнул:
– Вода из крана у тебя на кухне. Не хочешь – не пей. Я просто подумал, что ты очень бледная.
Летти смерила его настороженным взглядом и сделала маленький глоток.
– Почему ты здесь живешь? – спросил он.
– Как ни грустно, но президентский номер в отеле Сен-Реджис был уже зарезервирован.
– Летти, я имею в виду, почему ты продолжала жить в Нью-Йорке все эти годы. Ты же могла переехать на запад, где никто тебя не знает и никому нет дела до твоего отца.
– Я не могла его оставить. Я его люблю.
Этот человек – лжец и мошенник, а Летти его любит. И собирается воспитывать ребенка вместе с ним, с тем, кого Дариус винил в смерти собственного отца. Он сжал зубы.
– Ты следишь за своим здоровьем? Наблюдаешься у врача?
– Конечно. Неужели ты думаешь, что я этого не делаю?
– А что мне думать, когда ты живешь в таком месте… – Он раздраженно махнул рукой на заваленную старьем квартиру. – Тебе ни разу не пришло в голову, что я хотел бы лучшего для нашего ребенка?
Она злобно на него посмотрела:
– Это я хотела лучшего! Я хотела, чтобы отец моего ребенка был хорошим человеком, которому я доверяла бы и любила. Вместо этого мне достался ты, Дариус. Ты – самый худший из всех мужчин на земле.
– Ты так не считала десять лет назад.
Дариус уже пожалел, что нельзя взять свои слова обратно.
– О, ты, оказывается, хочешь поговорить о том, что было тогда? Прекрасно. Давай поговорим. – Она на секунду прикрыла глаза. – Знаешь, почему я не пришла в ту ночь, когда мы собирались убежать? Я защищала тебя этим поступком.
Он презрительно усмехнулся:
