– Как все прошло?
– Все в порядке, Серега!
– Ну и отлично, что дальше!
– Ты забираешь Марину с детьми и документы, отвозишь все хозяйство в Коптево, оставляешь у нас машину, приезжаешь к нам, и мы идем отмечать покупку у «Петровича».
– Долго не сидите, – откликнулась Марина.
– Договорились!
– Володя, завтра тебе к нотариусу, заверить документы! Не забудь! – добавил Левин. Марину с детьми посадили в машину, Базилевич тронулся и поехал в Коптево.
Свернув с Мясницкой и пройдя внутренний дворик, Золотарев с Левиным добрались до подвальчика «Петровича».
– Сегодня вечеринка 80-х, будет живая музыка и танцы, – объявил Левин. – Было около шести вечера; заказали… Симпатичная брюнеточка официантка, с красивыми яркими бровями, томными глазками, сама чуть в полноту, но совсем молодая, быстро и ловко обслуживала: принесла первую закуску – хлеб, сало, соленые огурчики, селедку, густо покрытую белым репчатым лучком, графин водки.
– Здесь отличное сало, под водочку класс как идет, – отметил Левин, аккуратно накладывая маленькой ложечкой на бородинский хлеб пахнущее перцем смальце. Серо-голубые глаза его радостно блестели, а зеленый твидовый пиджак был отправлен в ссылку, на спинку стула.
– И водка охлажденная, – одобрительно кивнул Золотарев в сторону покрывшегося капельками воды стеклянного графинчика.
– Конечно охлажденная! Обрати внимание на рюмки. Это старые советские, из них пили наши деды! Красота!
Налили, Левин поднял рюмку, провозгласил тост:
– Поздравляю тебя, ты первый из нас приобрел квартиру в Москве, Володя!
– В Подмосковье, – поправил Золотарев, но было приятно.
– В Москве, в Москве, стоит только въехать, начать, с твоей хваткой будешь жить в Москве, вот на Мясницкой и будешь жить!
У Левина была не лесть, а обычный, бьющий через край левинский оптимизм, раздвигающий мир до тех пределов, которых хотелось ему, Левину; но Золотареву было приятно; выпили, и тут же выпили еще по одной. Левин, не раздумывая, налил по третьей.
– Отличные огурчики, – только заговорил Золотарев, как зазвонил телефон. Едва пробивая подвальные стены, издалека кричал в телефон Базилевич.
– Не придет, – объявил Золотарев. – Что-то срочное на работе, извиняется, поехал по своим делам.
Базилевича для округления компании не хватало, Левин с Базилевичем всегда острили друг над другом: высокий блондин Левин, баритонисто, раскатисто хохочущий, и только-только в средний рост, но почти по-медвежьи здоровый светло-русый Базилевич, но после трех рюмок недостачу Базилевича перенесли легко. Появились живые музыканты, заказанные пельмени со сметаной, балычок, еще порция соленых огурчиков. Выпили по четвертой, и мир «Петровича» стал абсолютно великолепен. Все были великолепны, люди шумели и кричали; заказали второй графин водки, музыканты наигрывали «Форум»… «Белая ночь опустилась, как облако, ветер гадает на юной листве, слышу знакомую речь, вижу облик твой, ну почему это только во сне…»
– Толя, не хватает «Нарзана»! Или «Боржоми»!
– Есть «Боржоми»!
«Боржоми» оказался на столе вместе со вторым графином «Кедровой»; откуда-то принесли красного грузинского вина.
– Пробуем, я заказал! – кричал Левин. Друзья сидели за столиком недалеко от сцены, музыканты запели вторую песню… «Барабан был плох, барабанщик – бог, ну а ты была вся лучу под стать, так легка, что могла ты на барабане станцевать!..» И «Петрович» обрадовался и заплясал. Выскочил и опьяневший Золотарев. «Тыыы, судьбааа! Барабань на всю планету, Каблучки, как кааастаньеты, прозвучат на целый свет. Тыыы, судьбааа, хоть ты далеко отсюдаааа, но со мной осталось чудооо, словно аккомпанемент!..» В его объятьях неожиданно оказалась симпатичная кареглазая изящная шатеночка, прошептавшая, что она француженка. Худенькая, в легком платьице, ее глаза блестели, она грациозно двигалась в его объятьях; их подхватил вихрь советской музыки, француженка аккомпанировала Золотареву в его волнистом танце… через ароматы водки счастливо улыбалась Золотареву… «Когда пляшешь ты, всюду звон такой, под тобой поёт барабан большой, барабань, барабань, только каблучком его ты не порань! Ты, судьбааа! Хоть ты далеко отсюда, но со мной осталось чудо! На нанаааанаа…»
– Представь, Толя, француженка… – Золотарев проводил ее глазами, она, оглянувшись, улыбнулась ему.
Левин хохотал во всю глотку.
– Ты снова за свое, Володя! У тебя сейчас на первом плане жена, еще раз жена, дети и квартира! А ты француженок цепляешь, – наливая очередную рюмку, кричал, забивая очередной советский хит, Левин. Они смеялись и выпили еще. Золотарев опьянел, закурил «Голуас»; волнение квартирной сделки, распахнутые глаза француженки, водка и брошенные на полпути пельмени опьянили его. Выпили еще, как заиграло: «Малиновки заслыша голосок, припомню я забытые свиданья, в три жердочки березовый мосток над тихою речушкой без названья»; Золотарев вскочил, Левин смеялся ему вслед, махал длиннющими ручищами и дирижировал сигаретой перед волосатыми музыкантами. «Прошу тебя, в час розовый напой тихонько мне, как дорог край березовый в малиновой заре! Как дорог край березовый в малиновой заре!».
Золотарев искал француженку, она была вдалеке, пыталась двигаться в такт, вытащенная толпой пьяных русских друзей, у нее были испуганные глаза. Пьяный Золотарев приметил ее и двинулся вперед, буравя толпу танцующих, как вдруг на пути его энергичного движения к глазастой француженке встала шикарная моложавая русская женщина! На ней была красная блузка с глубоким декольте, за которым колыхались ее пышные перси. «Как дорог край березовый в малиновой заре!» Она обхватила Золотарева крепко, где-то вдали за кучей вертящихся тел в последний раз мелькнули большие антилопьи глазки француженки; с русской женщиной они лихо, в танго, прошли по периметру танцпола, и скоро оказались в центре его. «Ты лучше всяких француженок», – шептал про себя Золотарев, прижимая ее к себе; вдруг они оказались у бара, заказали вина, Золотарев залпом его выпил, обещал вернуться через пару минут, сходил помочиться, вернулся, она ждала, допивая вино.
– Выйдем на воздух, жарко, – позвал ее Золотарев. Ночной май не освежал, но тянул к себе, они бросились в объятия друг другу, он целовал ее в большую белую грудь, в живот, в ее трусики, в полные жаркие бедра…
– Если хочешь, поедем к моей матери, она на даче, – задыхаясь от его объятий, прошептала она
– Едем, конечно едем, у меня тут друг…
– У меня здесь подруги, я позвоню…
– А я напишу смс…
Они выбежали на Мясницкую, поймали такси и помчались в Бибирево.
Белье они начали сбрасывать с себя, едва закрыв дверь.
– Может, вина? – спросила она.
– Зачем, не нужно вина…
– У тебя есть презерватив? – уже в кровати, задыхаясь от неги, спросила она. – Я впервые занимаюсь любовью не со своим мужем.