«Что сейчас будет?! – мелькнуло у него в голове. – Может быть, мне упасть, ведь я же врежусь в Катю, прямо в неёооо! Ах…» Он обхватил ее сзади за живот и талию, на мгновения ощутил податливую мягкость ее стройного тела… и, испугавшись, что она вдруг обидится на него, сразу отпустил ее.
– Я, кажется, забыл… потерял над роликами… – начал говорить он.
Она в ответ радостно засмеялась.
– Учиться тебе и учиться… Сибиряк!
Они вышли из «Ролл Холла». Крайнов, который приехал на машине, предложил подвести ее до дома. Она отказалась, Андрей взялся проводить Катю до метро. Она шла по тротуару, перешагивая через апрельские лужи, как-то вдруг закрылась, молчала. Андрей шел рядом с ней. «Наконец, – думал он. – Наконец мне нужно Кате сказать все. Ведь надо, наконец, мне сказать. Что я хожу вокруг нее, в кино, театр…» Он стал замечать, что Одинцова как-то изменилась, при встречах с Андреем: она стала реже легко и нежно смеяться, как смеялась только она, стала, казалось, больше задумываться и молчать. Сегодняшнее ее легкое смешливое настроение было скорей как внове. А сейчас, вечером, когда она, сняв ролики, шла по вечернему, мокрому от недавнего дождя тротуару, она снова задумалась и молчала и даже, чего раньше Андрей не замечал за ней, пропустила какой-то его пустяковый, ради поддержания беседы, вопрос. «Конечно, сколько можно, ведь нужно что-то говорить, что-то ей сказать, что я вечно ее приглашаю и вечно молчу», – думал он. И молчал. Они подошли к спуску в метро.
– Пока, – сказала она и хотела спуститься в метро. Крайнов едва успел преградить ей дорогу, поцеловал в щеку.
– А, дружеский поцелуй! – сказала она и, махнув рукой, стала спускаться по лестнице. Её слова ударили ему в голову.
– Нет, Катя, это не дружеский! Не дружеский, это другой.
Она, на мгновение остановившись, глянула на него.
– Пока, – еще раз сказала она.
– Подожди, Катя! Подожди! Я… я люблю тебя! Я давно хочу тебе сказать, что я люблю тебя!
Она глянула на него, и в глазах ее были и тоска, и радость одновременно.
– Это невозможно, Андрей! Это невозможно. Мы – друзья. Мы ведь друзья!
– Подожди, Катя! – он сбежал к ней по лестнице. – Подожди! Я хочу сказать, что я люблю тебя! – говорил он внезапно высохшими губами.
– Нет, Андрей, не надо об этом. Это невозможно! – она глубоко, как будто ей не хватало воздуха, задышала в ответ на его слова, облизнула от сухости губы.
– Мне пора, – сказала она. И стала быстро спускаться вниз по лестнице. Через мгновенье она скрылась за стеклянной дверью метро.
«Надо было мне схватить ее, расцеловать и силой никогда больше не отпускать от себя! – думал он. – Нет, нет, я так не смогу с ней. Ведь я люблю ее. Ведь я так люблю ее. И я, наконец, сказал это. Она это знает! Теперь она это знает! Наконец-то я ей сказал!» Он поднимался по лестнице и, несмотря на услышанные от Кати слова, радовался. «Конечно, а как еще, прямо бы в объятия мне упала? Так и должно быть, конечно, год хожу вокруг да около… Но, главное, теперь она знает. Знает все про меня. Про нас! – вдруг понял он. – Теперь мы рано или поздно будем вместе. Как бы то ни было, мы будем вместе. И с сегодняшнего дня и она, и я это знаем…»
Глава 26. Сибирский контракт
Пожав друг другу руки, они начали складывать документы. Крайнов убрал подписанный договор в портфель.
– Андрей Николаевич, как и договорились, едем на обед к нашему шефу.
Крайнов молча кивнул головой, вышел из-за стола. Они спустились на скоростном лифте с 21-го этажа бизнес-центра «Кобра», расположенного в самом центре Новосибирска, прошли на парковку. Их ждал черный четырехсотый Lexus LS. «В таких машинах я еще не ездил», – подумал Крайнов, усаживаясь на заднее правое сиденье.
Они проехали по центру его родного города, по Нарымской, мимо цирка. Новосибирец сидел впереди, молчал, только раз, видимо из вежливости, посчитав необходимым что-то сказать, поправил очки в черной оправе, обернулся к Крайнову, спросил:
– Узнаете?
– Да, узнаю, – ответил Андрей. Проехав по Жуковского, они свернули на Дачное шоссе, через несколько минут оказались в элитном поселке, где жили самые богатые люди города, еще через несколько минут машина свернула в сосновый бор; выехали на опушку, к стоящему метрах в пятистах от Оби особняку. Проехав ворота и охрану, пассажиры Lexus вышли из машины, прошли в холл, где их встречала горничная, пожилая, лет около шестидесяти, светловолосая женщина.
– Можете переодеть обувь, – указывая на ряд коричневых кожаных тапочек, стоящих на деревянной обувной полке, неожиданно простым, ясным деревенским языком обратилась к ним горничная. – А можете остаться в своей. Как пожелаете.
Сняв обувь, они надели тапочки, последовали за горничной. Она привела их на закрытую террасу, где стоял средних размеров круглый деревянный стол, покрытый белоснежной скатертью. Стол был накрыт на три персоны. Посередине на длинной ножке стояла хрустальная ваза, в которой лежал нарезанный черный и белый хлеб.
– Присаживайтесь, – горничная указала на венские стулья вокруг стола. – Александр Иванович скоро будет.
Они сели за стол.
– Хороший вид, – сказал Андрею его визави, кивнув на Обь. Вид в самом деле был хорош. В середине мая в Новосибирске стояла отменная погода, светило яркое весеннее солнце, в открытые большие панорамные окна террасы дул легкий ветерок, от леса пахло набухающей на солнце сосновой хвоей, с реки доносились радостные брачные крики речных чаек. Андрей засмотрелся на родную реку, в это время с бокового, не парадного входа на террасу вошел хозяин особняка, темноволосый, кареглазый, с залысиной, лет пятидесяти с небольшим мужчина. Он был отменно выбрит, но было заметно, что усы он сбрил недавно, изредка левой рукой он проводил по верхней губе, как бы проверяя, есть ли усы, и не находя их. На нем были шерстяные темные просторные штаны, джемпер, такие же, как в прихожей, коричневые кожаные тапоч Хороший вид, – сказал Андрею его визави, кивнув на Обь. Вид в самом деле был хорош. В середине мая в Новосибирске стояла отменная погода, светило яркое весеннее солнце, ки. Он подошел к столу, взглянув прямо и долго в глаза Крайнову, протянул руку:
– Нестеровских, Александр Иванович.
Крайнов пожал руку, представился. Уселись. Тут же вслед за хозяином появилась горничная и ее помощница с подносами. Они начали ловко накрывать на стол. Сразу появились закуски: вазочки-розетки с моченой брусникой, облепихой и клюквой; глубокая посудина с солеными огурчиками; мелкая, но большая тарелка с тонко нарезанной строганиной, обсыпанной порезанным в четверть репчатым луком, солью, черным перцем; прибор с порезанной крупными кусками нельмой холодного копчения; посудина с отборными, один к одному, солеными белыми груздями. Резкий запах груздей перебил сладковато-терпкий аромат копченой нельмы. У Крайнова, который завтракал часов пять назад, от блинов, испеченных утром матерью, ничего в желудке не осталось, выделилась слюна, проснулся голод. После закусок горничная поставила на стол глубокую тарелку с отварной картошкой, слегка припорошенной зеленым укропом, от которой вместе с парком пошел струящийся полевой терпковатый запах.
