Из-за поворота появляется следующая порция немцев, только теперь их уже с десяток, и они готовы к бою! Кинув байки на дорогу, они грамотно рассыпаются за импровизированной баррикадой из тел своих камрадов и открывают огонь… В ответ работают снайперки, и к ним с другой обочины присоединяется «мадсен» Зингера. Остальные, подбадриваемые моими воплями, очень шустро грузятся в машину. И тут же у нас появляется очень большая проблема… Матвей Синельников, уже забросивший в кузов «сидор» с пожитками, получает пулю в бедро и оседает вниз на дорогу. Пытается подняться, цепляясь руками за задний борт, но не может. Штанина быстро пропитывается кровью, по земле начинает растекаться вишнево-красная лужица, быстро увеличиваясь в размерах.
Ёпрст!.. Твою мать!.. В два шага оказываюсь возле него, хватаю под мышки, приподнимаю навстречу тянущимся из кузова рукам. Ору: «Жгут наложите!» Его втаскивают внутрь, рядом уже Егор, срывающий с себя ремень, и медсестричка с бинтами в руках. Рядом с ними появляется еще один «мадсен», начинающий огнем прикрывать снайперов и Андрейку, которые лезут в кузов. Вроде все. Бросаюсь к кабине. Педаль, рычаг, педаль, газ. Машина с ревом трогается с места, ускоряясь изо всех сил… Ну, давай, родная, давай, жми!.. Сзади сквозь шум мотора стучит пулемет, отсекая преследователей… Педаль, скорость, педаль, газ… Даже если кинутся догонять, ничего не получится. Мы уже выжимаем километров двадцать в час и еще прибавим. Хорошо, что дорога более-менее укатана, не так сильно трясет. Выстрелы сзади больше не слышны, значит, оторвались. Теперь главное – укатить подальше от этого места, пока немцы не очухались и не организовали погоню. Будем двигаться, пока хватит горючки…
Через несколько верст торможу машину и бегу смотреть, как там дела в кузове. Дела оказываются не очень. Двое раненых. Но если моего бойца только задело по касательной в плечо, то с Матвеем все гораздо серьезней. Лежит на подстеленных шинелях, белый как мел, губы прикушены. Нога перетянута ремнем, на ране – повязка. Рядом медсестричка пытается посчитать пульс, держа его за руку. Потом поднимает на меня глаза и спокойно, деловито сообщает:
– Ранение сквозное, но пуля прошла, видимо, очень близко к кости. Перелома нет, но может быть трещина. Пульс учащенный… Ему должно быть больно, а он не стонет… Только губы кусает. А обезболивающего нет…
– Как это нет?.. Николай Павлович, будьте так добры, дайте вашу флягу. В ней водка?
– Коньяк! – Бер лихорадочно пытается отстегнуть посудину, наконец ему это удается, и он протягивает ее мне.
– Матвей, вы меня слышите? Сделайте три-четыре хороших глотка, считайте, что это лекарство… Мы сейчас поедем, будет трясти, но надо потерпеть. Я постараюсь вести автомобиль аккуратно.
Анна Сергеевна приподнимает голову Синельникова, подносит горлышко к его губам. Прапор глотает через силу, затем закашливается, пытаясь отдышаться. Придя в себя, слабо улыбается и извиняюще просит:
– Мне бы… Папиросу… Если можно…
Пока Бер нервно шарит по карманам, Стефанов достает из портсигара требуемое, протягивает Матвею и щелкает пижонской зажигалкой. Не докуренная и до половины папироса выпадает из ослабших пальцев, Синельников расслабляется, глаза полузакрыты, на губах даже подобие улыбки:
– Почти, как во Франции… Перед гильотиной…
Ну, про ампутацию пока думать не будем, а вот после ранения и болевого шока граммов сто пятьдесят чего-нибудь крепкого, да закусить папироской, – лучше анестезии не придумаешь…
Часа через полтора останавливаюсь. Скоро совсем стемнеет, надо зажечь фонари. Да и ехать на автомобиле со слабой пародией на амортизаторы, без гидроусилителя, да по грунтовке, предназначенной для повозок, – удовольствие еще то! Очень хорошее упражнение для мышц спины и плечевого пояса, никакой качалки не надо. Одно радует – дорога безлюдна. Специально на нее и свернули, чтобы не встречаться ни с кем. Первым делом заглядываю в кузов.
– Анна Сергеевна, ослабьте жгут на полминуты, надо восстановить кровоток в ноге. Иначе возможно омертвение тканей.
– Да, конечно, сейчас. Мы долго стоять будем? Я бы хотела повязку поменять. – Медсестричка начинает распускать ремень у Матвея на ноге. – А откуда у вас такие познания в медицине?
– Пришлось в госпитале поваляться, знакомый доктор рассказывал. Делайте перевязку. Клим, выставляй охранение. Мне минут двадцать с фарами повозиться надо.
М-да, это вам не подрулевым переключателем щелкнуть. Находим жестяную коробочку с карбидом, засыпаем, заливаем водой, закрываем, ждем. Потом помаленьку открываем вентиль, подносим спичку, пытаемся отрегулировать яркость. Потом то же самое делаем со второй фарой. Хорошо, опыт уже есть. А первые разы боялся, как бы не рвануло. И не без основания – детские дворовые шалости с карбидом помню очень даже хорошо… Ну, вот теперь мы – с освещением. Осталось вылить в бак остатки бензина из канистры, и можно ехать дальше. Пока либо горючка, либо дорога не кончится. Синельникова уже перевязали, можно трогаться…
Наше авторалли закончилось быстрее, чем предполагал. Еще с полчаса вел машину, стараясь разобрать дорогу в смутном свете фар, пока по кабине не постучали. Останавливаюсь, чтобы узнать, что случилось. Бер со Стефановым объясняют, что далеко сзади и немного левее только что был виден яркий вертикальный луч света, который погас через несколько секунд. Так, плохо дело. Скорее всего, дирижабли нас продолжают искать и ночью. Узнав об угнанной машине, немцы будут идти вдоль дорог, подсвечивая прожектором все подозрительные места. Пока рассуждаю, луч появляется вновь, пока что далеко, но ключевое слово здесь – «пока». Скорость у «колбасы» побольше нашей будет. Отсвет фонарей ночью виден очень даже хорошо, наведутся на раз. И подмогу по земле вызовут, в кольцо возьмут. Стучу по баку – почти пустой. Значит, надо бросать машину и дальше снова двигаться пешком.
Бойцы из нарубленных жердей и куска тента делают носилки, аккуратно перекладывают на них Синельникова. В качестве мелкой пакости портим в грузовике все, что можно испортить в темноте, сталкиваем в кювет и уходим дальше по дороге. Одна «пятерка» несет носилки с раненым, другая – в охранении спереди и сзади. Через полчаса меняются местами. Стефанов и Бер идут рядом с медсестрой, пытаясь оберегать ее в темноте.
Теперь немного порассуждаем на ходу. Если гансы и пытались выставить заслоны, исходили они из скорости пешей группы. Это значит, что сегодня, проехав на машине около сорока – пятидесяти верст, мы за кольцо оцепления, скорее всего, вышли и имеем фору по времени. Даже если обнаружена пропажа автомобиля, немцам нужно будет время на создание нового заслона. Учитывая, что здесь относительно глубокий тыл, этот процесс займет какое-то время. Значит, будем двигаться дальше, но уже днем, учитывая раненого на носилках…
Ход мыслей прерывается сдавленным «Ой» и неясной возней в темноте. Подхожу ближе и понимаю, что планировать и фантазировать можно хоть до посинения, а реальность иногда живет по своим законам. Твою ж!.. Б…!.. Ё…!.. На этом все матерные мысли быстро кончаются. Анна Сергеевна сидит на земле, обхватив обеими руками правый голеностоп.
