За все это время Керк не проронил ни слова. Когда стало очевидным, что коммунисты располагаются на ночлег, я прошептала ему на ухо:
— Чего мы ждем? Давайте выбираться отсюда, пока они не обнаружили нас. Мы не можем завладеть лодкой, но мне все равно, я готова идти пешком, лишь бы не оставаться здесь.
— Мисс Пауэлл, вы можете лазать по деревьям?
— Думая, что да. А зачем?
— Постарайтесь бесшумно забраться на какое-нибудь из этих деревьев. Я собираюсь в это время подобраться к этим парням с другой стороны и попытаться захватить лодку.
— Забудьте о лодке! — горячо, почти сердито воскликнула я, возмущенная тем, что он неспособен оценить опасность этого предприятия. — Нам она не нужна, мы можем идти пешком.
— Мой «стен» в лодке, и я должен его вернуть любой ценой. — Видя мое замешательство, он добавил: — Вы не понимаете ценности такого пулемета и какую угрозу он представляет собой — сколько бед от него может произойти, попади он не в те руки. Я не могу позволить бандитам завладеть им. К счастью, они его пока не заметили, но утром обнаружат наверняка.
— Но это всего-навсего ничтожный пулемет, жалкая железка. Вы же не виноваты…
— Возможно, это и не моя вина, но уж точно такая же моя обязанность, как и приход за вами.
— Что я должна делать?
Это было единственное, что я могла ответить.
— Отвлечь их. У вас есть часы? Очень плохо. Ну, тогда медленно досчитайте до пятисот, а затем поднимите шум так, чтобы они услышали и отвлеклись. В этот момент я за их спинами проскользну к лодке и схвачу «стен». Договорились?
Я кивнула, и он тоже. Лицом к лицу, почти нос к носу, мы отрепетировали счет, с тем, чтобы определить его ритм. В этот момент мы, должно быть, походили на двух школьников, изучающих устный счет. Наконец Керк остался доволен и сказал:
— Достаточно. Запомните, до пятисот. И не забудьте забраться на дерево.
Он повернулся, чтобы идти, но я поймала его руку и неожиданно поцеловала в щеку.
— Счастливо, Уин, — сказала я.
Керк стоял, глядя на меня, так близко, что я ощущала его дыхание на своем лице. И снова, несмотря на опасность, грозящую нам, между нами возникло непреодолимое электрическое напряжение. Я как будто заново переживала тот драматический момент в его гостиной две ночи назад, когда мы стояли так близко друг к другу, но на этот раз, вместо враждебности, я испытывала совсем иные чувства.
— Спасибо, — пробормотал он и смолк, как бы желая произнести мое имя, как только что сделала я. Но это оказалось выше его сил, и он повторил: «Спасибо». Затем размахивая парангом, как дирижерской палочкой, он начал считать: «Раз, два, три…» Я подхватила счет, наблюдая, как он скрылся в темноте.
Оставшись одна среди таинственных джунглей, ощущая присутствие врагов, находившихся в нескольких шагах от меня, по всем законам природы я должна была бы трепетать от ужаса. Но к своему удивлению, я была абсолютно спокойна. Возможно, это объяснялось тем, что мне приходилось сосредоточить все внимание на счете, подобно тому, как внимание оперируемого больного концентрируется на цифрах при анастезии. Но я хотела верить в то, что мое спокойствие исходило от вновь обретенной уверенности, связанной, конечно, с действиями Керка. Я не героиня, если не иметь в виду актерское амплуа, но разве можно, стоя плечом к плечу с героем, не подняться над собой, хотя бы немного?! А то, что Луэлин Керк настоящий герой, было для меня несомненным фактом, хотя ему самому такая мысль пришла бы в голову в самую последнюю очередь.
Я так была погружена в мысли о Керке и моих отношениях с ним, что почти забыла выполнять его инструкцию. Со счетом все шло хорошо, но когда я дошла почти до четырехсот, то вспомнила о дереве. Я не видела особого смысла залазить на него, ибо уже довольно ясно представляла себе ход предстоящего боя, но решила, что мое дело не рассуждать, а выполнять. Рокси Пауэлл прошла за последние несколько дней большой путь.
Я выбрала дерево поблизости, на котором можно было устроиться поудобнее на высоте около десяти футов от земли. В детстве я много лазала по деревьям на ферме, затем, совсем недавно, делала это на съемках, но в эту минуту обнаружила, что потеряла сноровку.
Карабкаться одной само по себе трудно, а если добавить к этому необходимость взбираться молча и мысленно продолжать счет, то… Я начала уже отчаиваться, когда мне, наконец, удалось ухватиться за ветку, достаточно толстую, чтобы выдержать мой вес.
Забравшись на дерево, я поняла, что означает выражение «с высоты птичьего полета». Теперь я могла смотреть поверх бамбукового барьера и видеть бурлящую грязную реку, каноэ, вытащенное на прибрежную полосу, на костер, вокруг которого на корточках сидели бандиты. До этого мне казалось, что они едят, теперь я обнаружила, что это не так. Они читали. Каждый из них был погружен в чтение своей личной газеты-листовки, ну прямо, как в салоне какого-нибудь клуба. Их оружие, в основном карабины, были аккуратно составлены в пирамиду.
Никто не видел меня, никто даже не посмотрел в мою сторону. Но мне казалось, что мигающий глаз на носу каноэ смотрит на меня умоляюще. Молча я убеждала его, что спасение близко. Я досчитала до пятисот, но колебалась, и посчитала еще до ста на тот случай, если я ускорила счет и Керк не успел добраться до места. А может быть, я поступила так, чтобы найти предлог для оттягивания момента, когда надо было принять наконец решения. Я чувствовала, что мое сердце начинает бешено колотиться. Казалось, что бандиты обязательно услышат его стук.
Но они продолжали спокойно читать при мерцающем свете костра. Откладывать больше не было причин.
Я открыла рот, и малайские джунгли, вероятно, впервые за своё вечное существование огласились нечеловеческим криком, от которого стыла кровь в жилах человека, издавшего его. Хотя на самом деле я вспомнила то, что было совершенно спокойно может сделать любая фермерская девчонка — всего лишь заверещала, как свинья.
Эффект был потрясающим. И неудивительно: крик, который вырвался из меня, казалось, способен был достичь Вандалии, и я бы не удивилась, увидев свиней моего отца, появляющихся из джунглей.
Далее события разворачивались следующим образом: коммунисты повскакивали, все разом повернулись лицом в мою сторону, потом один из них схватил карабин и начал беспорядочно стрелять в темноту.
Только теперь я поняла, почему Керк посоветовал мне взобраться на дерево, и я благословила свое послушание.
Губительный огонь пронесся подо мной, кроша бамбуковые стебли. Кроме растений, слава богу, никто не пострадал.
В то же мгновение Керк рванулся из-за их спин к лодке со скоростью, достойной чемпиона. Бандиты, оглушенные собственными выстрелами, ничего не услышали. Керк добежал до каноэ, нырнул в него и появился оттуда со своим «стеном» в руках.
Происшедшее затем трудно назвать боем. Скорее это была бойня. Захваченные совершенно в врасплох, партизаны были скошены очередями «стена», как пшеница комбайном. Бандит с ружьем был убит первым, а у остальных шанса добраться до своих карабинов так и не появилось. Из моей засады я приветствовала Керка с энтузиазмом старого болельщика, увидевшего, как его команда забила решающий гол.
