Я, конечно, обалдел от такой новости. Но искренне поздравил моряков с подарком судьбы. Я попробовал представить себе ту радость и счастье, которое привалило ребятам в виде неожиданного увольнения со службы.
Они ещё накануне были военными моряками, и вдруг их отпустили жить дальше своей жизнью. С Камчатки их отправили военным бортом до Новосибирска, а дальше сразу в Москву. И вот они стояли и ждали каждый свой рейс. Один летел на Юг в Ростов, другой на Север в Архангельск, третий ещё куда-то. Какое растерянное счастье было на их лицах!
– А ты сказал, что служил на Русском? – спросил один.
– Было дело, – ответил я.
– Знаешь, что там случилось?
– Нет! А что там могло случиться, чтобы я мог узнать? – удивился я.
– О! Там шухер большой!.. – сказал другой. – На весь флот. Даже центральные газеты писали.
– Не, братцы, не слышал… А газеты я не очень-то читаю.
– Понятно! А у нас из-за этого такой шмон был. Весь флот проверяли. Столько начальства поснимали. Представь, где Русский, а где Камчатка, а у нас тоже были проверки…
– Так что там стряслось? – не выдержал я.
– Три курсанта умерли от дистрофии. Сразу три. Многих смогли выходить. От голода, представляешь?.. Там кучу офицеров отдали под суд… Вот такие дела.
Меня как ошпарило или холодом обдало. Я потом нашёл и прочитал статью про этот случай. Там действительно от дистрофии умерло трое мальчишек-новобранцев. А тогда в аэропорту мне стало не по себе.
Я пожелал счастливцам хорошей дороги. Они все ещё не сообщили домой о возвращении. То-то праздник их ожидал! Мы пожали друг другу руки, обнялись, и я пошёл искать Сергея.
Он поджидал меня возле телефонов.
– Очень повезло! – сказал он мне радостно. – Дозвонился до ребят из МГУ. На конференцию к нам приезжали. Прямо сейчас к ним и поеду.
– Замечательно! – сказал я, думая о другом. – Представляешь, Серёга, моряков тут встретил… Наших тихоокеанцев… с Камчатки. По ленточкам увидел, что с нашего флота…
– Погоди, – остановил меня Сергей, – погоди! Мне это неинтересно…
– Что неинтересно, – не понял я.
– Вся эта флотская тема… Все эти братишки… Где служил… Откуда, куда…
– Да нет, что ты!.. Просто ребята сказали, что студентов уволили раньше на год…
– Ну и что? – спокойно сказал Сергей. – Меня это больше не волнует, я на эту тему ни думать, ни говорить больше не намерен.
Сергей действительно ничего не говорил про свою службу. Только когда-то в первом письме написал, что тоже служил, что в морской пехоте и что в Африке в Эфиопии. Я, конечно, не раз хотел его об этом расспросить, но он как-то переводил разговор на иные темы.
– Я думал, тебе будет интересно, – сказал я обескураженно. – Это же наш флот…
– Забудь, – сказал Сергей твёрдо, но тепло и дружески. – Я стараюсь. Надо забыть… А то что? Каждый День Военно-морского флота надевать бескозырку и шляться по набережной, брататься с бывшими моряками и бухать с ними? Так? Зачем это нужно? Надо выкинуть это из головы и сердца! Те, кто по набережной на праздник в бескозырках ходят, это же люди, у которых ничего, кроме этой бескозырки, в жизни хорошего и яркого не было и нет. А у меня интересная, сложная жизнь… В ней нет места какой-то глупой случайности, которая была и закончилась… Посмотри… Ребята из Афганистана вернулись. Кто три года, кто год назад… Они вообще ни о чём, кроме своего Афгана, говорить не могут. Кучкуются вместе, песни поют, бухают, слёзы пьяные льют… Они пожизненно афганцы… Ты так же хочешь? Пожизненный моряк?.. Нет!.. Забудь!.. И чем скорее ты забудешь, чем сильнее забудешь, тем лучше!
– Серёга!.. – растерянно сказал я… – Я как-то не готов был такое сейчас выслушать…
– Извини, дружище… – сказал он и заулыбался. – Извини… Но уже сказал… Всё уже…
– Да, сказал… Я послушал… Так, значит, тебе есть где в Москве ночевать?
– Да, есть… Поищу в столице пантомиму.
Домой я прилетел рано утром. Пролетел ночь насквозь, через четыре часовых пояса и безмятежно уснул в своей комнате, переполненный массой впечатлений и жаждущий приступить к новому этапу жизни.
Оставшееся лето прошло в неге и радости. Сергей позвонил мне из Москвы через день после того, как мы расстались, и сказал, что задержится в столице дольше, чем собирался. Что-то его заинтересовало. А потом поедет к родителям в Новосибирск. Значит, до осени мы повстречаться не могли.
– Ты этого несчастного Арто прочитал? – спросил Сергей весело. – А то я тебе его дал, хотел обсудить…
– Прочитал, – ответил я смеясь.
– Ну и что? Как тебе?
– А ты «Илиаду» читал? Полностью! Целиком! Только честно!
– Понял! Ничья! – сказал Сергей.
И мы попрощались до сентября.
Весь август я провёл в деревне, в нашем семейном доме. Лето выдалось хорошее и задержалось дольше обычного. Мы ходили с отцом рыбачить. Потом начались грибы. Я много сладко спал. Вкусно ел. И старался ни о чём не думать. Я знал, что с сентября начнётся интенсивная работа. Так что я воспринимал свою негу и безделье, как накопление сил для бурной и плодотворной деятельности.
Поездка в Питер дала возможность успокоиться и без волнений и сомнений готовиться к самостоятельному творческому труду.
Я, конечно, был сокрушительно удивлён тем уровнем пантомимы, который увидел в Питере. А увидел я ничтожно низкий уровень технической подготовки тех людей, которые считали, что занимаются пантомимой.
Мне стало ясно, что тем, чем занимаемся и хотим заниматься мы с Сергеем, так сознательно и осмысленно не занимается никто. То есть спросить совета не у кого, учиться не у кого, авторитетов нет. Знания, которые нам дала Татьяна, я осознал, как достаточные для того, чтобы продолжить развитие и совершенствование без чьего-либо руководства. Такие выводы давали радость первопроходчества и свободы действий. Надо было просто с сентября начать. И начать не какие-то абстрактные теоретико-практические занятия, а приступить к работе над полноценным выступлением.
Ещё Питер успокоил тем, что продемонстрировал всё возможное разнообразие форм творческой и околотворческой жизни. Я увидел и даже окунулся в её круговерть. Я ощутил лёгкость бытия и скорость течения жизненного потока, который поглотил в Питере многих и многих, дал им радость, ощущение смысла и неописуемое счастье приобщённости к чему-то передовому, актуальному и исторически важному. Володя, бесспорно, был уверен, что он часть процесса и что он держит руку на пульсе важнейших событий современности.
Я успел увидеть многое, познакомиться со многими, меня впустили внутрь и приняли радушно…Но я совершенно спокойно и уверенно решил вернуться домой. Меня ничто из того, что я увидел и узнал, не вдохновило. Я даже не почувствовал борьбы с соблазном остаться в потоке питерской лёгкости бытия. Я соблазна не ощутил. Я просто всё принял к сведению, внутренне выразил всем, кто был ко мне добр, внимателен, участлив и гостеприимен, искреннюю благодарность, признание и вернулся домой.
