Мы не ожидали толпы встречающих с цветами у трапа самолёта. Но чего-то мы ждали! Мы везли в Кемерово награду одного из крупнейших фестивалей пантомимы в стране. Мы представляли наш город там, где люди впервые слышали слово «Кемерово» и знать не знали, где это и что это. Мы были первым театром пантомимы целого региона. У нас брали интервью латышские газеты и радио. Мы привезли в родной университет нарядную, солидную медаль. Такая новость должны была долететь до Кемерово раньше нас.
Как и следовало ожидать, никому такая новость в Кемерово была неинтересна и не нужна.
Папа и мама подержали медаль в руках, рассмотрели диплом. Они определённо были удивлены такой оценкой работы их сына. Они знали, что я занимался серьёзно. Но я занимался сначала в Институте пищевой промышленности, потом в старом деревянном сарае ДК ВОГ, потом где попало, два раза выступил – и вдруг такая высочайшая оценка. Это их поразило. Им из этого следовало сделать вывод, что либо их сын неожиданно добился огромного результата на высшем уровне, либо что вся эта пантомима – полная ерунда.
Приблизительно так же отнеслись к нашему успеху все, кто нас знал. Даже те, кому нравилось то, что мы делали, не могли поверить, что мы, два местных парня, прямо тут, рядом с ними, взяли и сделали то, что оказалось на некоем высоком уровне.
Люди, видевшие наше выступление, не могли знать и понимать контекст. Я тогда впервые отчётливо понял, что провинциальный человек склонен прежде всего пренебрежительно подумать про то, что сделано на местной почве, предполагая, что где-то в столице или где-то в мире обязательно есть что-то гораздо более интересное и ценное. Мне стало ясно тогда, что местному человеку необходима посторонняя, авторитетная, некая не местная оценка.
Только в Студклубе и театре «Встреча» отнеслись к нашей победе с подлинным уважением. Актёры «Встречи» и сами поездили по фестивалям, получали награды, были высоко оценены и в столице, и за границей, а в Кемерово продолжали ютиться в маленьком помещении между двумя корпусами университета.
Игорь Иванович трогательно поздравил нас, когда мы пришли в Студклуб. Он внимательно изучил медаль и диплом.
– Красиво! – сказал он. – Убедительно! Я обязательно должен вас представить ректору. Он должен знать о вашем успехе. Это вам будет полезно. Только учтите, он медаль заберёт себе… Он и у нас все красивые награды забирает. У него целая стена разных наград, полученных студентами и преподавателями… Он рассуждает просто: театр университетский, участники – студенты, университет дорогу и расходы оплатил… Значит, награда принадлежит университету… Знаете?! Пусть берёт… Пусть она ему на глаза каждый день попадает… В следующий раз зато он денег даст легко или ещё чем-то поможет.
Мы не возражали. Только Сергей попросил несколько дней на то, чтобы съездить порадовать наградой родителей.
– И вот ещё что, – сказал Игорь, – мы вам отпечатаем хорошую афишу. Цветную. Большую. Сверху будет надпись: «Лауреат Международного фестиваля пантомимы в Риге!» У нас такие люди, что эта информация им будет важнее, чем то, как вы называетесь и что будете играть… Кстати, а название театра вы поменять не хотите?..
На самом деле, вернувшись из Риги, мы оба ощутили в Кемерово тяжёлое и тягостное опустошение. Мы так ждали, так готовились к фестивалю, так долго жили накануне его, что некоторое время попросту не понимали, чего ещё можно было ждать. Мы тогда не знали, что такое опустошение неизбежно наваливается по завершении любых значительных событий и свершений.
То, что наш успех прошёл практически незамеченным, только усилило ощущение пустоты.
На фестивале мы не нашли единомышленников, нам не понравилось то, что мы там увидели. Спектакли нами просмотренные, все были архаичные, формальные, в сущности, однотипные и безжизненно холодные, как копии античных скульптур.
Но целую неделю в Риге мы общались только с людьми, которые занимались пантомимой или пантомиму любили. Все разговоры и споры на фестивале были только о пантомиме и ни о чём другом. Это создало прекрасную иллюзию того, что пантомима имеет большое общечеловеческое значение.
А тут мы вернулись в Кемерово и вновь стали единственными людьми, которые пантомимой жили.
Плюс к этому после прекрасной Риги серые пятиэтажки и мощные трубы заводов и химкомбинатов родного города остро начали мучить меня своей угловатой и мрачной некрасотой.
За остаток осени и начало зимы мы пару раз сыграли нашу программу в театре «Встреча». Афишу цветную и красивую Игорь Иванович ещё не успел заказать и напечатать, так что я снова сам изготовил листовки. Совет Игоря написать крупными буквами про лауреатство в Риге оказался дельным. Люди готовы были сидеть на полу и висеть на потолке в маленьком зале театра, лишь бы увидеть живых лауреатов.
К этим выступлениям Сергей подготовил текст программки, чтобы раздавать зрителям. Студклуб напечатал программки, маленькие и плохенькие. Но это была наша первая, и единственная, бумажка, которую мы могли дать своим зрителям. Та программка стала нашим крошечным манифестом. В ней, кроме списка номеров, можно было прочесть коротенький текст, который Сергей долго писал, правил и сокращал. Я же только его одобрил. Вот он:
«Пантомима для нас – это искусство художественных возможностей человеческого тела. Нас интересует в этом искусстве то, что лежит ближе к ядру специфики его материала. Именно на этом пути мы открываем для себя и глубину содержания, и наше видение мира.
Мы стремимся не изображать, а выражать, то есть говорить так, как можно сказать только пантомимой, и ничем иным.
От зрителя мы требуем самого малого – личного скрупулёзного внимания.
Наш первый мим-альбом мы посвящаем тому, что случилось с душой наших соотечественников и нашей собственной… А может, и чему-то большему».
Сергей выверил каждое слово и его место в тексте. Он отнёсся к его написанию в высшей степени серьёзно и был совершенно уверен, что его слова должен прочесть всякий, кто решил увидеть пантомиму в нашем исполнении. В этом был весь Сергей! В каждой букве и запятой того обращения отчётливо звучала его бесконечная вера в искусство пантомимы и в человека, который мог этот текст прочесть и понять как очень важный.
Я таким не был. Мне только казалось, что я был таким. Я был уверен, что всецело предан пантомиме, и именно пантомиме. Теперь-то мне ясно, что я отчаянно и необъяснимо любил сцену, а пантомима чудесным образом вывела меня на неё. Мне казалось, что я прошёл тяжёлые испытания и сохранил преданность этому благородному искусству. Но только через годы я смог признаться себе, что мне повезло влюбиться в пантомиму и я просто ничего другого тогда не желал делать, не хотел исключительно потому, что пантомима у меня лучше всего получалась, давалась легко и позволяла мне выступать на сцене. Сцена давала мне подлинное счастье! Сцена, а не пантомима как таковая.
Когда мне откроются иные возможности и интересы, я тут же предам пантомиму без сожаления и раскаяния.
Но я останусь на сцене! Я буду полностью менять свою жизнь и жизнь самых близких мне людей, но со сцены не уйду, понимая, что нет цены, которую я не готов заплатить, чтобы на ней остаться.
