Во дворе возле автобуса вечерами люди общались. Кто-то мог играть на гитаре, петь. Кто-то мог жарить сосиски для знакомых и малознакомых людей, кто-то приносил пиво, кто-то угощал кого-то травой. В других сквотах ни с того ни с сего мог случиться концерт какой-нибудь злющей панк-группы или, наоборот, нежного, весёлого и насмерть обкуренного парня, который потрясающе пел регги.
Но в основном Кройцбергом владели и заправляли в нём турки, которым славное и светлое прошлое, последние хиппи и нонконформисты были, как говориться, по барабану. Турецкие подростки и парни одевались так же, как хотели бы одеваться кемеровские братки. Они ходили по улицам Кройцберга, собирались стайками, что-то обсуждали часами, сидя на корточках. Турки постарше сидели по дворикам и возле домов, пили кофе из маленьких чашечек или чай из маленьких стеклянных стаканчиков, дымили и булькали кальянами. По Кройцбергу гуляли запахи жареного мяса из кебабных, отовсюду звучала турецкая музыка. Когда Кройцберг погружался в темноту, он притягивал к себе со всего Берлина тех, кому надо было купить гашиш или чего повеселее и пожёстче… В Кройцберге можно было найти всё, что только могло быть угодно тёмной и порочной душе.
Там, в этом районе, в исчезающем, как шагреневая кожа, сквоте, я провёл в компании Криса и его соседей череду абсолютно безмятежных дней и ночей. Крис мне раздобыл спальный мешок, почти новый и чистый. Вода, правда только холодная, в доме была. Туалет был, душ принимать было можно. Электричества в розетках не было, но обитатели в квартиру протянули кабель. Я не чувствовал себя там бедным родственником или кому-то обязанным, напросившимся на ночлег.
В первый же вечер в Кройцберге, поздно вечером, я сидел во дворе среди приятных людей и слушал медленный монолог-лекцию старенького профессора из Америки из города Бостона. Мой английский не позволял мне понять то, что говорил старый заокеанский философ, но мне было хорошо и спокойно. От всех людей, что собрались во дворе, от Криса, который сидел рядом и курил марихуану, исходило спокойствие и убеждение, что не надо с волнением думать о том, что будет завтра.
Трещал костёр, горело несколько факелов, над Берлином распахнулось ясное звёздное небо. Люди, которых я видел, которые молча внимали непонятной мне философии, казались все талантливыми, нашедшими себя, умными и глубокими. Я захотел, как они, отпустить длинные волосы и купить светлые, лёгкие одежды.
На следующий день, до того как выйти с Крисом в город, я достал, скомкал и выбросил письмо, которое написал родителям перед тем, как попасть в лагерь беженцев. Я подумал: не написать ли мне другое и сообщить, что со мной всё в порядке, что я попал в общество удивительных людей, которые живут удивительной жизнью… Но всё же я решил не торопиться. Я просто понял, что не смогу написать родителям так, чтобы им стало понятно, куда я попал и что за люди вокруг меня.
Два дня мы ходили с Крисом по городу. В оживлённых местах он ставил свой лоток, расстилал коврик, садился, играл и пел. Его окружали люди, в основном совсем юные барышни или барышни с мамами. Девочки с восторгом перебирали Крисовы побрякушки. Про всё Крис говорил честно, никого не пытался надуть. Ничего ценного и дорогого у него не было, но всё было привезено издалека. Девочки хотели купить весь его сундук, но только редкие мамы покупали дешёвенькие перуанские бусики или индийский кулончик. Если подбегали маленькие мальчики, они сразу же требовали им купить перстень с черепом или маленького мексиканского скелетика на верёвочке, но родители быстро утаскивали их прочь. Худосочные подростки с вожделением смотрели на цепочные браслеты и на самые массивные серебряные перстни.
Крис легко и весело со всеми общался. Он, кажется, умел сказать несколько фраз на любом языке мира. По-немецки он мог смело разговаривать. Мне довелось услышать, как он говорил по-французски и по-испански.
Обедали мы оба дня в парке Тиргартен, лежа на траве. В первый день Крис купил воды, половину большой пиццы, бананы и яблоки. Он ел банан как пиццу, а пиццу как яблоко. Мне казалось, что он не чувствует вкуса еды. За еду и за воду Крис платил сам. Мне платить не давал. Я помогал ему переносить вещи. Он был очевидно рад моей компании.
– Из Берлина поезжай в Амстердам, – как-то сказал Крис. – Хороший город. Там люди привыкли к разным людям. Очень хороший город. Там легко найти всё что нужно. А осенью поезжай в Тунис. Там будет долго тепло. Очень дёшево и очень вкусная еда. Пока молодой, надо жить там, где вкусная еда. А то потом надоест. Мне надоело. Мне всё равно. Скоро смогу поехать и в Англию. Там еда самая невкусная, – на этих словах он засмеялся.
– Я не могу поехать в Амстердам и в Тунис не могу, – сказал я. – В Голландию мне нужна виза, а из Туниса не пустят обратно в Германию. Потому что визы в Германию у меня тоже нет.
– В Голландию не нужна виза! – удивился он.
– Тебе не нужна, а мне нужна.
– Я забыл, извини, – сказал Крис и похлопал меня по плечу.
Вечером того дня мы пришли на Кудам. Крис захотел поработать там. Бронзовый человек стоял на месте, вокруг него никого не было. Я помахал памятнику рукой, тот едва заметно кивнул. Мне это было приятно. Коллега узнал.
– Ты его знаешь? – спросил Крис.
– Да. Я тоже тут стоял, – ответил я.
– Вау! Это очень трудно! Я бы не смог… Но это хорошая работа. Честная. Думаю, в Корее будет очень хорошо. Там люди как дети… В Корею тебе тоже нужна виза?
Крис поставил свой сундук возле фонтана, расстелил коврик, достал гитару и собрался поиграть и попеть, как вдруг к нему подошли два тощих парня в чёрных майках с названием какой-то очевидно страшной и бесчеловечно мрачной группы. Они мялись и не решались что-то сказать. Крис весело заговорил с ними по-немецки. Потом он ещё веселее похлопал обоих по плечу, достал из своего ящика какую-то штуковину и маленький пузырёк с прозрачной жидкостью.
– Парни захотели проколоть уши. Хотят пойти на концерт с серьгами, – весело сказал мне Крис. – Хочешь, я и тебе проколю?
Он умёл всё. Это был мой первый счастливый день в Берлине. Я за целый день ни разу не подумал о будущем.
Следующий день тоже был хороший. Очень. Точно такой же, как первый. Только на обед Крис купил большие сосиски с корицей. Он сказал, что, кроме Берлина, таких нигде не делают.
Когда мы, лёжа на траве, обедали в Тиргартене, к нам подошёл парень и на очень плохом немецком предложил пиво по одной марке.
– Возьми, – сказал мне Крис, – это же супер выпить пива на траве в парке… За одну марку… Это просто подарок.
– Пиво холодное? – спросил я по-русски.
– Да, – удивлённо ответил парень.
– Давай, – сказал я.
Он развернулся и побежал к другому парню, который сидел поодаль на скамейке. Возле скамейки стоял голубой пластмассовый ящик. Из этого ящика была извлечена банка пива.
– Русские? – спросил Крис.
– Русские, – ответил я.
– Умный бизнес. За марку в центре, в парке, немцы будут покупать пиво. И туристы тоже. Браво, русские!
