Я долго не мог понять, зачем и почему так устроено в Германии, но так и не понял. Однако мне стало ясно, что нужно доплатить ещё минимум сорок марок. Это было ужасно, но не катастрофически. В конце концов в Москве жили родственники, нашлись бы какие-то знакомые родителей или можно было получить денежный перевод… Бабушкино кольцо можно было продать, в крайнем случае. Я достал деньги, чтобы доплатить за место.
– Нет, нет! – замахал руками дядька. – Это нефозможно!
Он отчаянно стал мне ещё что-то объяснять. Но я отказывался верить его объяснениям.
Он сообщил мне трагическим голосом, что билет теперь у меня есть, но мест на поезда до Москвы на следующий день нет, и на ближайшие дни тоже.
– Фесь июль нет!.. Афгуст капут… плац… нет…
– Как – нет? – ужаснулся и остолбенел я.
– Софсем нет! Фоенные люди едут из Германия. Много люди едут. Лето… Плац… Место нету!
Я сначала хотел отдать обратно билет и получить деньги. Но в этом не было смысла.
– А что же делать? Мне надо домой… – сам себя отчаянно спросил я.
– Делать! Делать! – радостно подхватил железнодорожный дядька. – Надо делать! Надо приходить на банхоф Лихштенберг и ходить просить место. Дафать деньги началькх поесда и просить место. Поест фсе русский. Мошно догофориться. Вась-вась, – сказал он и громко засмеялся. – Есть три поесд ф день. Париш – Москва, Вюнсдорф – Москва, Лихьштенберг – Москва. Этот пилет надо покасать и дафать деньги.
Потом он отвёл меня к расписанию всех берлинских вокзалов, и я узнал, что нужные мне поезда уходят с вокзала Лихтенберг вечером после 20 часов. Их действительно было всего три.
Я решил действовать незамедлительно, то есть попробовать уехать уже ближайшим поездом. Нужно было только метнуться в Кройцберг, собрать и взять рюкзак и, по возможности, попрощаться с Крисом. В крайнем случае, написать ему записку. Времени было достаточно.
Криса я застал на месте. Он сидел у окна и пил чай из своей любимой маленькой пиалы. Вместе с ним сидел и пил пиво из бутылки здоровенный мужик в расстёгнутом джинсовом жилете и кожаных штанах. Мужик был колоритный. С большими седыми усами, седыми жиденькими, но длинными волосами, собранными в хвостик. Его руки, грудь и пузо были покрыты татуировками и седой, кудрявой шерстью. Лет ему было много. Мужики его возраста ходили в Кемерово в мятых пиджаках и брюках, носили кепки и сиживали во дворах за домино.
Лежавший в углу матрас Криса был пуст и гол. Его подушечки и спального мешка не было на месте. Всех его немногочисленных вещей не было. В центре комнаты стоял набитый до отказа армейский рюкзак, собранный сундук и сложенный складной стульчик. Коврик был скручен и подвязан к рюкзаку. Гитарный чехол стоял у стены. Крис обрадовался, увидев меня.
– Хорошо! Отлично, что ты рано пришёл! – сказал он. – Познакомься, это Ричард, Рич… Он мой старинный друг…
Рич приветственно поднял вверх бутылку пива. Я подошёл, представился и пожал большую и упругую, как туго накачанный мяч, ладонь.
– Мы ждали тебя, – продолжил Крис, – без тебя бы не уехали.
– Ты уезжаешь? – удивился я. – Ты же не собирался.
– Я и в Берлин не собирался, – ответил Крис весело, – но вот Рич заехал. Он едет в Гамбург. А это, поверь, лучший город в Германии. Поехали вместе. Там тоже есть пара мест, где можно работать монументом…
– С монументом финиш, – перебил его я. – Хватит! Знак мне вчера был подан серьёзный. Ты же сам сказал, что мне теперь на улицу больше нельзя.
– Я такое сказал? – удивился Крис. – Наверно, покурил что-то не то. Покурю то, скажу другое, – сказал Крис, а Рич громко засмеялся.
– Нет! Ты всё вчера сказал правильно, – заявил я.
– Вот, Рич, смотри, – криво улыбаясь, сказал Крис, – даже русские меня уважают… Ну что, поедешь в Гамбург? Будет хорошо…
– Спасибо, Крис! Но из Гамбурга не ходят поезда в Москву.
– Ты собрался домой? – удивился Крис. – Ну и правильно! Если хочешь домой, надо сразу ехать. А то потом сможешь перехотеть… Давай поезжай! Мне нужно, чтобы у меня кто-то был в России. Хочу на озеро Байкал. Ты был на Байкале?
– Нет, не был.
– Поедем вместе. Ты живёшь далеко от Байкала?
– Не очень далеко. Каких-то полторы тысячи километров.
– Меньше тысячи миль, – сказал Ричард. – Недалеко.
– Как твой город называется? – спросил Крис.
– Кемерово.
– Как? – переспросил он.
Я молча оторвал от стены кусочек обоев, достал маленький карандашик и написал ему ровными буквами название города, своё имя и номер телефона с международным кодом. Мгновение подумав, я приписал над всем «Russia» и отдал бумажку Крису.
Он не глядя сунул её в карман.
– Жди, приеду, – сказал он. – К себе не приглашаю. Не знаю, куда пригласить. А к тебе приеду. Скоро визы в Россию отменят, и я приеду.
– Предупреди заранее, я встречу в Москве. Надо начинать с Москвы. Тебе будет интересно.
– Нет. Я как-нибудь сам доберусь. И постучу в дверь. Я везде могу найти хорошего человека… Везде был, а в России не был… Скажи, в твоём городе любят Джонни Кэша?
– В моём городе его не знают, – ответил я.
– Когда я приеду, в твоём городе его полюбят. Я знаю. Не сомневайся. Ты же полюбил…
Я на миг представил себе Криса на коврике, на стульчике с гитарой и с сундуком у кемеровского автовокзала или возле входа на крытый рынок и понял, что он далеко не всё знает про мир, людей и жизнь.
А Крис достал из кармана расшитую цветами тряпочку, завернул в неё свою пиалу, сунул свёрток под верхний клапан рюкзака и, крякнув, закинул его на одно плечо. Рич в это время поставил пустую бутылку на подоконник, взял сундук в одну руку, а стульчик в другую.
– Так, – сказал Крис, – вот ещё… двадцать первого июля в Берлине концерт Pink Floyd… Стена… Через девять дней. Огромное шоу. На Потсдамерплац… На месте Берлинской стены. Если будет нужна работа, подойди туда… Я там был сегодня. Там Рича и встретил… Работы там уже идут… Народу надо много… Найдёшь там Лиама… Его все зовут Эл. Самый громкий и самый рыжий ирландец в мире. Не ошибёшься… Скажи ему, что ты друг Солта. Он найдёт работу.
– Pink Floyd?! – изумлённо спросил я.
– Ну да… – усмехнулся Крис. – Но я тебе не выступать предлагаю… Там идёт целая стройка. Что-то платят. Если надо будет, сходи. Я сегодня Эла видел… Он хороший человек… И если встретишь, передавай привет от Солта Роджеру…
– Какому Роджеру? – совсем обалдел я.
– В Pink Floyd один Роджер… Вотерсу передай… – сказал Крис, – от Солта… Да не смотри так! Я весь тур «Дак сайд оф зэ мун» играл с ними на перкуссии… А Рич у них был техником десять лет…
– Это фантастика! Я поверить не могу! – сказал я, глядя на Криса, как будто он оторвался от пола и завис в воздухе. – Я Pink Floyd слушаю сколько себя помню… «Dark side» знаю наизусть…
