Между тем работа становилась всё интереснее и интереснее. Особенно трудным делом была сборка лёгких и мобильных кранов, которыми во время шоу можно было управлять гигантскими движущимися куклами. Мне было интересно в этом участвовать. Я готов был работать всё время, с перерывом на короткий сон, потому что находиться в Берлине я уже не мог. Я уже попрощался с городом. Я уже мысленно из него уехал, но меня задержали дикие железнодорожные обстоятельства. На рабочей площадке я не чувствовал себя в Берлине. С работы я ходил только на вокзал. Мне было страшно думать, что вот-вот всё закончится и мне придётся вернуться снова в Берлин. От этой мысли я сходил с ума. Я начал вспоминать рассказы Джека Лондона про бродяг, которые ездили в каких-то жутких клетях, находящихся под железнодорожными вагонами и рисковали здоровьем и жизнью. Я готов был рискнуть. Я готов был на всё. Мне надо было уехать из Берлина. Мне в нём уже нечем было дышать.
21 июля, в день намеченного концерта, мы, подсобные рабочие, были отпущены сразу после обеда. Разбор декораций и оборудования должен был начаться в ночь после шоу. Нам вручили входные билеты на само действо и уникальные майки с логотипом «Pink Floyd. Стена. Берлин» и надписью «Staff» на спине.
Накануне я совершил очередную неудачную попытку сесть в поезд. Настолько неудачную, что остался на перроне в порванной рубашке и с разбитой губой. Вышла драка с одним очень нервным парнем, которому показалось, что он первым подошёл к проводнику, у которого в вагоне нашлось заветное место. Тот парень тоже не уехал никуда. Пока мы сражались за место, эфиопский студент успел коррумпировать проводников и занял единственную свободную полку.
В день концерта я идти на вокзал не хотел. Я очень хотел пойти и увидеть своими глазами Великое представление и услышать Великий альбом «Стена», который знал и обожал с того момента, как впервые услышал в свои тринадцать лет. Всем, кто работал на сборке декораций, обещали фото и автограф Роджера Вотерса.
К тому дню я уже совсем, каждой своей клеточкой, устал жить в состоянии надежды на отъезд. Я чудовищно сильно устал говорить по-английски. Я уже начал думать по-английски, что было изнурительно тяжело, поскольку английский мой был довольно беден, в силу этого и мысли мои были вполне бедные, примитивные и убогие.
Рюкзак свой я, после того как несколько раз с ним съездил туда и обратно, стал оставлять в камере хранения вокзала. С собой на работу из рюкзака брал только мыльные принадлежности и сменную майку или рубашку.
В день концерта я решил не портить себе настроение, а спокойно дожить до вечера, пойти и вместе с двумястами тысяч моих современников увидеть то, в чём была и крошечная частичка моих усилий.
За два часа до концерта я не спеша прогуливался по улице. Разглядывал витрины. Я, как ребёнок, играл в магазин. К тем деньгам, которые у меня были до работы на шоу, добавилось двести марок. Вот я и ходил приценивался… Прикидывал, как можно было бы потратить мои деньги так, чтобы всем привезти хорошие подарки, порадовать покупкой себя и чтобы ещё осталось.
Гулял я в майке с надписью «Staff» на спине. Красовался. Я был из команды группы Pink Floyd. Разве я мог когда-нибудь о таком мечтать? Свою маечку с надписью «Биатлон», которая уже едва читалась, я снял с себя и уложил в тряпичный рюкзак, подаренный Крисом.
Вдруг ко мне прямо на улице подбежал человек, вдвое меня старший, и заговорил по-немецки, заламывая руки. Я попросил его говорить по-английски, он сразу мою просьбу выполнил и предложил продать ему майку, потому что он сумасшедший поклонник Pink Floyd. Я пожал плечами. Он предложил 50 марок. Я тут же взял деньги и отдал майку, переодевшись в свою «Биатлон», которая познакомила меня с Крисом и которую я не продал бы ни за что.
Что такое случайность? Что такое стечение обстоятельств? Что такое везение и невезение? На этот счёт пытливый читатель может припомнить множество цитат и высказываний. Есть целый ряд поговорок и пословиц на тему случайностей и везения. И я почти уверен, что всякий может вспомнить, как говорил кому-нибудь фразу: «Случайностей не бывает». У нас у всех в памяти хранятся как минимум несколько удивительных случайностей, произошедших в жизни, которые заставляли задуматься об участии в нашей судьбе неведомых сил и сущностей.
Я отчётливо помню, что за час до назначенного времени начала концерта «Пинк Флой», я поймал себя на том, что по привычке иду к метро. Я не собирался никуда ехать. Я категорически не хотел на вокзал Лихтенберг, а, наоборот, очень хотел на концерт и шоу. Мне грела сердце возможность после концерта, как члену большой, общей команды, взять автограф у недоступно-легендарного Роджера Вотерса и передать ему привет от Криса Солта.
Но почему-то ко мне подошёл странный немецкий мужик и купил у меня майку, которую я хотел оставить на долгую память с возможным автографом. Но мужик подошёл и предложил столько денег, за которые, в переводе на рубли, не продать майку было бы глупостью.
Это странное событие выбило меня из колеи намеченного. Я задумался о произошедшем и не заметил, как прибрёл к привычной станции метро, с которой ездил на Лихтенберг.
Ехать я не хотел. Совсем. Но тут подошёл поезд как раз до Лихтенберга. Контролёров не было видно. Я, не желая того, шагнул в вагон. Там я сел и подумал, что доеду до вокзала, гляну одним глазком на вюнсдорфский поезд и вернусь обратно. Времени до концерта было полно.
На ненавистной и опостылевшей станции я вышел и не спеша зашагал к вокзалу. Поезд, набитый военными, стоял у перрона. Он уже готовился отойти в сторону Москвы. Звучали объявления. Я постоял, посмотрел на него и собирался было вернуться к метро, но непонятно почему направился к зданию вокзала.
– Хорошо, – сам себе сказал я тихонечко, – зайду в туалет, чик-чик и поеду обратно…
Я тогда так привык быть один среди людей, которые русский язык не понимали, что вполне мог разговаривать сам с собой.
Итак, я пошёл в туалет вокзала, хотя не хотел ни по какой нужде. Войдя в знакомый до зубной боли зал со скамейками и кассами, я глянул на часы. Было начало девятого. С перрона послышался свисток и звук отходящего поезда.
Почему я решил выйти из здания на улицу, не помню. Наверное, я ничего не решал. Просто непонятно, почему туда вышел. В туалет же, в который направлялся, и не заглянул.
Я вышел из здания вокзала Лихтенберг на улицу, туда, где обычно стояли такси и куда подъезжали машины… Почему я это сделал? Не пойму.
Я вышел и увидел группу, человек тридцать пять – сорок молодых ребят – парней и барышень, которые плотно стояли вокруг целой кучи рюкзаков и сумок, сваленных в центре живого кольца. Многие парни и некоторые барышни курили. Я сразу услышал русскую речь.
Все в этой компании были одеты в лёгкие куртки-штормовки цвета хаки. Штормовки те были в нашивках и обвешаны значками. На спинах тех штормовок я увидел большие красные буквы. На некоторых было написано «Кемерово», на других «КемГУ». Лица некоторых ребят и девчат мне были знакомы по университету. Я бы закричал в тот момент. Но дыхание перехватило.
