Он явно был огорчён моим отказом. Он, по всей видимости, привык к тому, что люди с интересом и уважением относились к тому, что он художник. Я же, как человек, который принял решение начать серьёзную и прагматичную жизнь, который был сыт по горло художественными идеями и концепциями Ковальского, не был ни удивлён, ни рад встрече с художником. Наоборот! Я даже успел подумать: «За что мне это? Почему если художник, то обязательно ко мне? Единственный художник на весь самолёт – и вот он… Место рядом с моим!..»
– Когда будем подлетать к Кемерово, – сказал я, – как раз начнёт светать, и мы сможем поменяться местами. А до тех пор позвольте мне остаться на месте, которое указано в моём билете.
– Это прекрасное предложение, спасибо вам, – сказал он и уселся рядом, недовольный.
Вскоре крайнее у прохода место заняла крайне недружелюбная старуха, от которой пахло долгой дорогой до аэропорта и едой с луком. Она вела себя как человек, который редко оказывается среди совершенно незнакомых людей и чей жизненный опыт говорил, что никому нельзя доверять. Мой сосед попытался с ней быть любезен и предложил помощь в размещении её сумки на верхней полке, но она что-то буркнула и уселась на своё место, крепко прижав свои пожитки к себе. А человеку, который назвал себя художником, хотелось общаться. Ему неуютно было между старухой и мной. Он ёрзал в своём кресле, даже когда самолёт покатился выруливать на взлётную полосу.
– А вы в Кемерово по какой надобности? – не справившись с молчанием, спросил сосед.
– Я лечу домой, – ответил я вежливо, но скорее холодно.
– Земляк! – обрадовался он. – Я тоже домой… Вижу загар. С моря летите?
– Да. Был в Крыму.
– Крым!.. – мечтательно сказал он. – А мне нынче не удалось окунуться в море и подставить кожу под солнце… Очень много было дел… Но дела зато были грандиозные! Очень интересные дела…
Он говорил и явно ждал, что я как-то заинтересуюсь, буду задавать вопросы, втянусь в разговор. Но я не проявил желания. Мне хотелось быть спокойным и самодостаточным. Мне казалось, что именно таким, немногословным и немного отстранённым, должен быть серьёзный, деловитый и умудрённый человек.
– Буквально три часа назад договорились о таком деле!.. – продолжал сосед.
– Пожалуйста, пристегнитесь, – перебила его стюардесса.
– Да, да, – с готовностью сказал он, – конечно! Разумеется…
Потом стюардесса некоторое время боролась со старухой, убеждая отдать ей сумку, чтобы положить её на полку. Бабка ворчала и сопротивлялась. Сосед что-то хотел ей сказать, чтобы поддержать стюардессу и гражданскую авиацию, но сразу же получил порцию глубокого презрения:
– Сиди ты… – сказала ему старуха, – сел вот – и сиди. Нашёлся тут…
В конце концов сумка у бабки была отобрана и уложена на положенное место, сама она была пристёгнута и осталась сидеть, насупившись, с видом человека, которого не то что не стоит трогать, но и смотреть на него нельзя. Моему соседу пришлось усесться, слегка обернувшись ко мне, чтобы никак не контачить с дремучей злобой, сидящей рядом.
– Так вот… – сказал он, когда самолёт разбежался и взлетел, – представляете, буквально три часа назад договорился о таком деле, какого ещё не было!.. По дороге в аэропорт слегка пригубили по такому случаю… Но именно, что слегка. Не составите компанию? Поверьте, повод грандиозный! Вот… у меня есть замечательный коньяк.
Он тут же достал из-под сиденья хороший, потёртый портфель и достал из него нарядную бутылку тёмного стекла. В те времена ещё можно было проносить в самолёт практически что угодно.
– Я очень за вас рад, – сказал я с холодной улыбкой, – но, пожалуй, воздержусь… Могу составить компанию чисто теоретически. Как попутчик… Но я искренне за вас рад.
– Слышу слова интеллигентного человека! – сказал сосед. – Вы, простите, из какой сферы деятельности?
– Я пока всего лишь студент. Учусь в университете. Филолог.
– Это замечательно и похвально!.. Я подумал, вы старше… Как вас зовут?
Я представился. Он протянул руку.
– Моя фамилия Казанцев, – сказал он, пожимая мне руку. – Анатолий Казанцев…
Он назвался с некоторым вопросом и вызовом. Он явно рассчитывал на мою реакцию. Но её не последовало. Мне ничего не сказали его имя и фамилия.
– Анатолий Казанцев, – повторил он, – председатель правления Союза художников Кемеровской области… То есть всего Кузбасса.
Эта информация не произвела на меня ожидаемого соседом впечатления, но я по крайней мере понял, что передо мной художник не по велению души и сердца, а по образованию и профессии. То есть такой художник, который умеет рисовать.
– Можем на «ты»? – спросил Анатолий Казанцев.
– Пожалуйста, – ответил я всё ещё вполне прохладно.
– Давай выпьем чуть-чуть… Я сегодня договорился… Представь себе! Весной повезём выставку наших художников в Германию. Восемь городов. Сибирский пейзаж. Вывезу наших мужиков. Такой выставки ещё не было. Пять человек поедут. Самых маститых. Завтра их обрадую!.. Давай… У меня рюмочка походная есть.
«Да что же это такое? – подумал я. – Художник, Германия… Ему что, другого места не нашлось в целом самолёте? Только рядом со мной…»
– А вы уже бывали в Германии? – спросил я.
– Нет ещё. В октябре поеду в первый раз, – сказал он радостно.
Я посмотрел на него, как матёрые моряки смотрят на салаг, как ветераны на новобранцев.
– Немцы к нам приезжали весной… Много чего купили у художников напрямую… А я подумал… Нечего тут по дешёвке всё скупать. Надо к ним ехать. Пусть покупают по честным ценам… Правильно?
– Правильно! – ответил я.
– Ну так давай выпьем!.. За успех! По чуть-чуть… Коньяк отличный. Французский. Немцы угостили.
Трудно представить теперь, что бы случилось с моей жизнью и со мной, как бы я жил и что делал, если бы художник Анатолий Казанцев не полетел одним со мной рейсом, не оказался бы в соседнем кресле и если бы я наотрез отказался с ним выпить того коньяку. Как бы всё пошло? Как-то бы пошло… Но об этом уже нет смысла думать. Я выпить согласился.
– Молодец! – обрадовался он. – В смысле – спасибо!
Он аккуратно и умело налил из бутылки в маленькую стальную рюмочку пахучего коньяку и дал мне.
– Я пригублю из горлышка, с твоего позволения, – сказал он улыбаясь. – Давай выпьем за успех! За наших художников! Пусть они и наше искусство процветают! Давай!..
– Давайте, – сказал я.
– Мы же на «ты», – весело нахмурившись, сказал он.
– Мне пока трудно. Я с трудом перехожу на «ты» со старшими…
– Тогда давай выпьем, чтобы переход был легче.
Он чокнулся горлышком бутылки с рюмочкой в моей руке, и мы выпили.
