После заседания правления Анатолий попросил меня задержаться.
– Ну вот… Видишь, как у нас тут? – сказал он весело. – Это ещё нормально прошло. Бывает, дерутся. Тот, что спал… Прекрасный живописец… Пейзажист замечательный… Но драчливый и вредный ужасно… Когда пьяный. А трезвым его никто не помнит… Ты как думаешь, до Нового года спектакль или концерт успеешь сделать?
– До Нового года?! – удивился я. – До Нового года успеть бы театр оборудовать, людей найти и хоть как-то подготовить… Если всё будет хорошо, к Новому году начать бы репетировать…
– Они меня убьют… – сказал Анатолий и коротко задумался. – А на праздник сможешь нам тут пантомиму показать?.. Мы тут ёлку наряжаем… Праздник будет.
– Нет! – резко и категорически сказал я. – Ни за что! Никаких пантомим на празднике и на пьянке! К весне постараемся сделать спектакль… А до лета точно сделаем… У меня пока и людей-то нет…
– Ну ладно… Не кипятись, – сказал Анатолий. – Решение правления о театре принято единогласно… Правда, они в любой момент могут его отменить… Да и меня могут свергнуть в любой момент. Не будем об этом думать… Тебе надо очень хорошо подготовиться, и потом очень быстро оборудовать театр… Чтобы поставить их перед фактом… Мол, вот вам театр… Готовый театр они ломать не будут. Не должны. Они всё-таки какие бы ни были, а художники… Ты можешь мне сказать, что тебе нужно?.. Да!!! Чуть не забыл… Стены и потолок в выставочном зале трогать нельзя! То есть долбить штукатурку, что-то забивать, сверлить… Ни в коем случае…
Я сказал Анатолию, что обо всём, что мне необходимо, я смогу сказать через неделю. Он что-то чиркнул в свою записную книжку и сказал, что будет ждать.
– А сейчас напиши мне заявление о приёме на работу. Напиши на имя председателя правления… На моё имя… У тебя трудовая книжка есть?
– Нет, – ответил я, – и никогда не было.
– Тогда заведём. Я тебя возьму на ставку… – Анатолий задумался, – монтировщика выставочного зала. Должности руководителя театра в Доме художников нет и быть не может. Приму тебя на работу сегодняшним числом. Копеечка… Но она лишней не будет.
– Как? У меня будет зарплата?! – потрясённо спросил я.
– Маленькая, но будет. И трудовую книжку оформим… И начнёшь ты свой трудовой стаж в этих стенах… Бери листок, садись и пиши.
Сердце моё возликовало. Я едва сдержался. Чтобы не броситься обнимать Анатолия. Трудовая книжка! Зарплата! Трудовой стаж! Это были весомые аргументы, чтобы предъявить их дома родителям.
Ту осень я вспоминаю как самую-самую долгую и трудную. В сентябре я повалялся с простудой дней пять, а всё остальное время до самой зимы я беспрерывно куда-то спешил, с кем-то встречался, что-то кому-то говорил, объяснял, доказывал, уговаривал. Я делал много того, что прежде и не пробовал делать. А именно: я разработал, спроектировал и придумал способ, как вписать театр на семьдесят посадочных мест со сценой и кулисами в выставочный зал. Я нашёл людей, которые хотели делать театр со мной и с которыми сам хотел работать, и главное – я придумал спектакль.
Кроме этого, я ещё пытался успевать учиться, слушал много музыки и читал. Читал то, что нужно было по программе, и пытался читать то, что можно было прочесть для того, чтобы понять, как делать театр, как учить актёра и как учиться быть режиссёром самому. В библиотеке мне порекомендовали книгу Станиславского «Работа актёра над собой» и увесистый том Михаила Чехова. Я попытался вникнуть в эти труды. Станиславский читался легко и казался простым до примитивности, а Михаил Чехов воспринялся как заумь и не имеющее практического смысла шарлатанство. Но ни один ни другой не могли мне помочь в том, что я затеял. Они не помогали в создании своего театра и в том, как придумать свой спектакль. Даже изучение старославянского языка и исторической грамматики, которые начались на четвёртом курсе, показались мне более полезными в жизни, чем чтение Станиславского и Михаила Чехова.
В то же самое время я, при помощи Игоря Ивановича, изучил в университете устройство и оснащение театра «Встреча», в котором уже выступал с пантомимами, но не задавался вопросом устройства самого театра. Я тщательно промерил вверенный мне выставочный зал, как мог начертил конструкцию амфитеатра на шесть рядов и придумал, как обустроить сцену. Мало того, я рассчитал, какие для этого нужны материалы и сколько.
Игорь во всём старался мне помочь. Он давал ценные советы. Но самое бесценное: он смог забрать со склада уже отработавшие своё и всячески устаревшие, но настоящие театральные прожекторы. Это конечно, была рухлядь и металлолом, некоторые, судя по сохранившейся маркировке, были выпущены ещё при жизни Сталина. Но из двух десятков ржавых световых приборов, после очистки и реставрации, после их разборки и сборки, получилось восемь вполне рабочих экземпляров. С этим можно было что-то делать. А ещё Игорь где-то раздобыл два больших и тяжеленных пульта управления светом. Из двух в результате получился один, а вернее сказать, две трети одного. Пульты рассчитаны были каждый на шесть каналов управляемых источников света. Но у одного работало всего три, а у второго один. Мы их соединили, и получился работающий на две трети пульт. Он гудел, как сварочный аппарат кустарного производства, но работал. Кабели, лампочки, линзы и цветовые стёкла Игорь тоже откуда-то притащил. Было всё старое, треснутое, битое и годящееся для музея, но всё работало. Я был вне себя от счастья.
Игорь, как директор Студенческого клуба мог всё это старое оборудование со склада взять, но вынести его из университета и подарить мне не мог. Всё, что числилось на складе ненужного, можно было либо списать и утилизировать, либо хранить и гноить до скончания времён. Третий вариант был – дать денег тому, кто складом заведовал, списать старьё, но не выбрасывать, а взять себе. Так мы и сделали. Нужно было пятьсот рублей. Сумма по тем временам уже не большая, но всё же ощутимая. У меня осталось совсем немного немецких марок. Остальные триста рублей дал отец. По первой просьбе.
– Что и требовалось доказать… – сказал он, давая мне деньги. На мои радостные заверения, что я всё обязательно верну, он только усмехнулся и молвил: – А куда ты денешься?
Параллельно с сугубо технической помощью Игорь Иванович вспомнил всех тех ярких и интересных студентов, которых он взял на заметку как талантливых во время разнообразных концертов студенческой самодеятельности университета. Кого-то он специально для меня приглашал заглянуть в Студклуб по какому-то надуманному вопросу, кого-то показывал в коридоре, или мы специально кого-то поджидали возле аудитории.
– Вон, вон! Посмотри на того парня… – шёпотом говорил мне Игорь, – да не смотри так конкретно… Не пугай человека!.. Он на одном концерте отлично читал стихотворение. Очень смешной… на втором курсе.
В следующий раз он показывал мне малюсенькую, смешливую девчонку:
– Эта пигалица – настоящий огонь! Посмотри, посмотри! Из неё запросто получится звезда. Как она изображала свою замдекана!.. Все чуть не уписились.
В такие моменты я чувствовал себя начальником межгалактической экспедиции, который набирает отряд космонавтов в бесконечное, безвозвратное, но прекрасное путешествие.
