С Женей мы работали с основания театра «Ложа». С ним мы делали спектакль «Осада». Это он потряс фестивали ролью ветерана Троянской войны. Он учился в политехе, когда я буквально затащил его в театр, увидев один лишь раз в какой-то сценке студенческой самодеятельности. Это он срывал мне репетиции запоями, а потом репетировал так, что я забывал, что нахожусь в театре. Это Сытый закончил горно-электромеханический факультет, получил шахтёрскую профессию и даже после очередных наших разногласий решил заняться карьерой горного мастера и, возможно, стал бы начальником участка. Он ушёл из театра, вернулся в свой родной шахтёрский город и, как в песне поётся, «в забой отправился». Не знаю, что он увидел, понял и осознал, спустившись под землю и поработав недолго в шахте, но вернулся Женя в театр кротким, желающим репетировать и весьма вдумчивым. И актёром после посещения земных недр он стал много более содержательным.
– Нет, Женя, – сказал я тихо, – Георгич нас привёл к дому, в котором булгаковская квартира…
– Это я понял, – перебил меня Сытый. – А мы к нему зайдём?.. Или к кому?.. Ноги замёрзли очень…
– Нет, Жень! К Булгакову мы не пойдём… Нас пока не приглашали… Но ноги – дело серьёзное… Ребята, – сказал я громче, – Сытый замёрз… У кого бутылка?
– Да, да! Живые мёрзнут!.. – сказал Александр Георгиевич. – Пойдёмте… Тут в двух шагах есть место, где нас обогреют и нальют… Не от щедрот, но за умеренную плату…
Если бы кто-нибудь сказал тогда мне и особенно Жене Сытому, мёрзшему и пьющему из горла виски у подъезда, описанного в романе, который он не читал, писателем, о котором он едва слышал, что через много лет он будет на сцене МХТа имени Чехова, то есть театра, в котором Михаил Афанасьевич так долго работал, исполнять роль кота Бегемота в спектакле «Мастер и Маргарита», он, наверное, сказал бы: «Никакого кота я играть не буду! Вы что?! В родных краях не поймут… И родителей огорчать, позорить не стану!.. Какого кота?! Имейте совесть!»
Кто мог знать тогда, что виски из горлышка в том культовом дворе пили Александр Филиппенко, уже сыгравший к тому времени булгаковского Коровьева-Фагота и Женя Сытый, которому кот Бегемот только предстоял? Эта неразлучная в «Мастере и Маргарите» парочка вновь сошлась в булгаковском дворике. Персонажи встретились на территории, описанной в романе… Кто мог такое представить! Разве только сам Михаил Афанасьевич.
– Пойдёмте, пацаны! – позвал Александр Георгиевич. – Тут рядышком есть одно американское заведение… Надеюсь, никто ничего против Америки не имеет…
Он повёл нас из двора обратно на Садовое кольцо. Прошли мы совсем немного и свернули направо в сказочной красоты маленький парк. Деревья в нём сверху были покрыты снегом, а снизу подсвечены фонарями.
– Добро пожаловать в Сад «Аквариум»! – громко сказал Александр Георгиевич…
Слева над Садовым кольцом нависало здание гостиницы «Пекин». Но после того, что я понял и что осознал в то время, пока на московской сцене шёл мой спектакль, воспоминания о пережитом в стенах этой гостиницы перестали быть такими непроходяще-страшными, какими казались ещё недавно. Ещё накануне.
В глубине Сада «Аквариум» стоял невидимый с улицы ресторанчик, похожий на вагончик, какие устанавливают на стройках для бытовых нужд. Только этот был блестящий и весь в лампочках, будто строители нарядили его к празднику.
– Скорей, скорей! – подгонял Филиппенко. – Там согреются ноги, там нальют, и ещё там потрясающе подают луковый цветок!.. Слышали о таком?.. Луковый! Это вам не аленький цветочек!
Он был для нас и в нашем сознании очень взрослым. Не из-за фактического возраста, а потому что мы все знали его сызмальства. И он был из недосягаемого, бесконечно далёкого мира! Из экрана!.. А тут он шёл с нами, пил с нами и не хотел расставаться.
Александр Георгиевич поразил воображение своей неугомонностью, лихостью и жизненным азартом, который горел в его быстрых и очень подвижных глазах. Нам казалось, что в нас во всех энергии меньше, чем в нём одном. Ребята смотрели на него с восхищением.
В ресторанчике его сразу узнали, обрадовались и провели нашу компанию в лучший угол. У администратора и официанток нашёлся фотоаппарат, и они попросили любимого артиста с ними сфотографироваться. Он не отказал и всех развеселил в процессе съёмки.
Потом он что-то сказал администратору, и перед нами на столе появились пиво, виски, какие-то закуски… Ребята оживились ещё сильнее, хотя, казалось, что большее оживление попросту невозможно.
– Беда! – вдруг трагически сказал Александр Георгиевич. – Трагедия! Ужас!.. Они сказали, что луковый цветок в это время суток заказать невозможно! Специалист по цветку работает только до двадцати двух… Вы понимаете, что вы натворили?! – крикнул Александр Георгиевич администратору ресторана. – Я ребятам все уши прожужжал этим луковым цветком, они сели в самолёт и прилетели из Сибири… Специально! А завтра им в обратный путь… И они улетят обратно без лукового цветка!.. Представляете?..
– Ничего не можем сделать! Простите! Мы бы… Для вас… Вы же знаете!..
– Не для меня, – ответил Александр Георгиевич, – а для ребят… Ладно, братцы… Луковый цветок – это ерунда… Просто красиво! Здоровенную луковицу чистят, делают из неё цветок, вроде розы, и опускают в кипящее масло… Очень забавно! Но на что нам цветы? Мы не барышни!.. Давайте выпьем!.. За вас, пацаны!.. Вы мне многое напомнили.
Выпили мы там немало. За столом не сидели. Стояли. Александр Георгиевич говорил и говорил. Остроумно, смешно! Ночное время понеслось быстро. Мы и не заметили, как двое ребят, из тех, кто влился в театр всего год назад, отошли в сторонку, присели и тихонько уснули. Мы не обратили на это внимание.
Я сначала выпивал через раз. Осторожно. Не забывал об ответственности руководителя театра. А потом вдруг подумал очень спокойно: «Слушай, да какой ты руководитель? Всё!.. Пойми!.. Всё-о-о!.. Это последняя гастроль!..»
– Ребята! Налейте мне нормально… – сказал я вслух.
Вскоре я уже смеялся в голос.
– Погодите, пацаны! – перебивая все звуки своим мощным треснутым баритоном, объявил Александр Георгиевич. – Вы ещё не понимаете, что такое настоящий стиль!.. Смотрите и учитесь!.. Московский стиль – это не одежда… А вот!!!
На этих словах он выразительным движением извлёк из внутреннего кармана пиджака музыкальный диск в футляре.
– Музыку нужно иметь всегда с собой! – сказал он. – Настоящую музыку… Это, пацаны… Луи Прима!.. Великий!.. И он всегда при мне!.. Прима при мне… Не плохо! Экспромт…
Он направился к администратору. Мы увидели, что тот сразу начал мотать головой, что-то объяснял, разводил руками… Но любимый актёр был непреклонен. Администратор взял у него диск и обречённо понёс куда-то… А Александр Георгиевич гордый вернулся к нам, победно подняв сжатые кулаки над головой.
– Сейчас… – сказал он, – немного терпения… И вы убедитесь, что рок-н-ролл жив.
Мы притихли. Секунд через двадцать звучавшая фоном музыка затихла, возникла тишина, и вдруг из динамиков врезал ни с чем не сравнимый звук классического рок-н-ролла пятидесятых годов. В этих звуках была вся роскошь двадцатого века.
