Отца я отдельно попросил о встрече. Очень хотел ему всё объяснить и заручиться его поддержкой. Но отец, который когда-то был не в восторге от моих увлечений, потом от страсти к пантомиме, а потом был против моих театральных опытов, вдруг категорически высказался об идее поисков, которые могли разрушить мой театр. Он счёл желание оставить работу хоть на время безответственным и глупым. Он не согласился ни с одним моим доводом… Но, как всегда, позволил понять, что всё равно поможет, дал денег и не поставил никаких условий.
Про те дни я, спустя четыре года, написал пьесу «Город». Её ставили в Москве. Перевели на разные языки. Много спектаклей по ней вышло во Франции. В одном из них героя и его отца играли прекрасные чёрные актёры. Я не знаю французского языка. Но разговор героя с отцом я помнил дословно, как он был мною написан, и то, как он состоялся на самом деле. Во время французского спектакля в сцене разговора героя с отцом большой чёрный человек, с очень особенным африканским голосом, говорил на непонятном мне языке то, что сказал мне отец… И я понимал каждое неизвестное мне слово. Я слышал своего отца.
Как же важен был для меня тот разговор с ним! И как неоценимо важно то, что он поддержал меня, ни в чём со мной не согласившись!
Я, как смог, воспроизвёл его в пьесе «Город». Так мы поговорили. Герой пьесы в целом не похож на меня. Я, когда её писал, не хотел сходства. Но в этом диалоге я постарался с собой совпасть. В нём герой – почти я, насколько это вообще возможно. Я образца того времени.
ОТРЫВОК ИЗ ПЬЕСЫ «ГОРОД»
Он и отец; сидят рядом на скамейке, молчат некоторое время
Он. Пап, я хочу тебе сказать, точнее, должен сказать… Ччёрт, непросто сформулировать. Короче, я тебе говорил, что собирался съездить… Так вот, еду я, видимо, надолго.
Отец. Тааакх!..
Он. Пап, пожалуйста, не говори это своё «так». Я тебя прошу… Я его с детства как услышу… так и не знаю, что дальше говорить. Я и сейчас не знаю, с чего начать. Жене ничего не могу толком объяснить. Не потому, что скрываю что-то, а потому что, если она спросит конкретно – почему еду или зачем, – всё! Ничего сформулировать не могу. Не знаю, что сказать.
Отец. Чего ты не знаешь? Не знаешь, что сказать, или не знаешь, зачем едешь?
Он. Папа, я тебя прошу, не дави. Опять ведь разговор не получится. Ты давишь на меня, не даёшь сообразить, сбиваешь с толку. А мне нужен твой совет! Я хочу посоветоваться!
Отец. Посоветоваться? Что я, не знаю, как ты спрашиваешь совета?.. Прибегаешь с выпученными глазами, рассказываешь какую-нибудь свою новую идею, говоришь, что это что-то очень важное… что тебе нужно спросить совета, а спросить его, кроме меня, не у кого. И так далее. На самом деле ты всё уже решил. А я тебе нужен, только чтобы выслушать и одобрить. Одобрить то, что ты там напридумывал, и тогда ты скажешь: «Папа, спасибо! Только ты меня так понимаешь»… Тебе никакого моего совета не надо. Ты слушать не умеешь. Слышишь только то, что хочешь услышать…
Он. Отлично! Вот и поговорили.
Отец. Поговорили…
Пауза
Он. Папа… ты что, не услышал?.. Я сказал, что собираюсь поехать… надолго.
Отец. И что тебе от меня нужно, какой совет? Ты же сам уже решил, что едешь. Что ты хочешь услышать? «Езжай сынок»? Ну пожалуйста – «езжай сынок»!
Он. Поеду.
Отец. Вот и поезжай…
Он. Пап, давай так, давай, как обычно: я тебе расскажу… то, что мне надо сказать, а ты, как всегда, послушаешь… Ладно?.. Потому что сегодня – не как всегда…
Отец молчит
Пап, я с работой решил закончить…
Отец. Та-а-кх!
Он. Я же просил не говорить это твоё «так». Я себя сразу чувствую каким-то провинившимся школьником.
Отец. Ты ушёл с работы?
Он. Нет, я решил уйти… Взял отпуск и думаю не возвращаться…
Отец. Не смей этого делать!
Он. Папа?!!
Отец. Что «папа»?! Хотя… если ты чего вбил в голову, то всё… Посоветоваться он решил, называется…
Он. Я не понимаю твоей реакции… Что здесь такого?.. Это абсолютно моё дело… Ты забыл, что я не…
Отец. Это у тебя память короткая…Уже забыл, как канючил и каждый день донимал меня, чтобы я тебе помог, поддержал… Вот чуть ли не здесь сидели, и ты так же, заламывая руки, говорил: «Папа, это мой последний шанс, это моя мечта, это нужно…»
Он. Пап, я тебя умоляю! Я это помню… Но ты не передёргивай… Меня, между прочим, пригласили…
Отец. А зачем тогда был весь этот ужас в глазах и надрыв в голосе?
Он. Папа, ну хватит уже!
Отец. Вот именно, хватит!
Пауза
Он. Папа… Ну так что мне теперь делать? Если я не могу больше? Всё делаю через силу… Даже бриться перед работой мучительно – на себя долго в зеркало смотреть тяжело… Потому что, как только работа стала такой бессмысленной, невыносимой, всё перестало радовать. Дорога на работу теперь мука мученическая.
Отец. У тебя там неприятности? Так и скажи, не усложняй! Я тебя отлично знаю. Нагородишь массу тонких, витиеватых рассуждений, а в итоге выяснится, что тебе банально нагрубили или обидели.
Он. Да если бы… Если бы… Тут всё по-другому… Пап, я уже боюсь тебе что-либо говорить, потому что ты опять скажешь, что это тонкие, витиеватые рассуждения. А для меня это не рассуждения… Я так живу сейчас… Я, пап, вдруг увидел… что эта работа… она навсегда… Не в глобальном смысле навсегда, а у меня в жизни навсегда. В ней есть видимые перспективы… Но вот именно, что все варианты этих перспектив видны… И всё это не те варианты, что мне нужны. От этого руки опустились. Ничего делать не могу. Ни за деньги, ни без…
Отец. Что ж, понятно…
Он. Папа, да что тебе понятно? Ты так это сказал, как будто я тунеядец закоренелый… или лентяй…
Отец. Нет-нет, ты не лентяй! Когда тебе что-то нужно, ты тут действительно расшибёшься.
Он. А я не знаю других примеров… Не слышал, чтобы кому-то было что-то не нужно, а он бы расшибался.
Отец. Не цепляйся к словам! Ты о чём-то хотел меня попросить? Звонил и говорил, что у тебя ко мне просьба. Что хотел попросить?
Он. Пап, я решил уехать… Точнее… поехать на некоторое время… Съездить… Просто не могу больше делать то, что делал… А другого ничего не умею… теперь кажется, что и то, что умел делать, не умею… Нет, пап, я ещё работу не бросил, я, может быть, даже и вернусь обратно… Но хотелось бы верить, что не вернусь.
Отец (спокойно). Знаешь, сынок, а ты эгоист. Причём, такой махровый эгоист. Классический…
