Я понял его тревогу и страх надвигающегося будущего во время нашего ночного разговора, который случился на вторую же ночь после возвращения домой.
Мне не спалось. Я не мог найти себе места в своей комнате. Буквально. Кровать была непривычно большая и мягкая, мой стул у письменного стола, наоборот, казался неудобным и твёрдым, от стола я отвык. Ночная тишина была слишком тихой. А любой детский крик за окном, вой сирены или клаксона пугали. Я успел забыть, что в мире есть маленькие дети, старики, что есть много-много людей.
Когда-то, это я помнил из детства, отец курил у открытого окна, а зимой в туалете. А потом, в новой квартире и когда семья выросла, стал ходить курить в подъезд на лестничную площадку между этажами.
Той ночью я лежал на заправленной кровати в своей комнате. Сна не было ни в одном глазу. Лежал и смотрел в потолок. За окном шёл весенний дождь, который огорчал меня тем, что лишал надежды красиво послоняться по городу в своей военно-морской форме. Мыслей никаких не было, только какие-то на удивление безрадостные и скрипучие чувства не давали уснуть. Тускло светила настольная лампа.
Я слышал, как отец тихонечко пришёл в прихожую, обулся и, стараясь не производить ни единого звука, вышел в подъезд покурить. Я продолжал лежать. Через какое-то короткое время послышался тихий-тихий стук. Потом ещё. Я не сразу понял, что это стук во входную дверь. Папа деликатно стучал, определённо надеясь на то, что услышу именно я. Он наверняка заметил, что в моей комнате горел свет, когда крался в прихожую.
Я, как можно тише поднялся с места, пошёл и открыл дверь.
– Защёлкнулась, зараза, – шёпотом и самую малость виновато сказал отец. – Не спится? Мне тоже… Пойдём на кухню, посидим.
Мы зашли на кухню, закрыли за собой дверь, включили маленькое бра над столом. Это было ночное рабочее место отца. Он часто говорил, что за детство, молодость и за аспирантские годы настолько привык работать по ночам на кухне, что иначе уже не сможет.
Он жадно попил воды прямо из чайника. Пить воду из чайника через носик было его привилегией.
– Давай, сын, присядем. Поговорим…
Мы сели за стол с двух сторон. Отец положил руки прямо перед собой, а голову повернул к стене…
– Ты когда успел якорь наколоть? – спросил он, усмехнувшись и не глядя на меня.
– Ой, пап, было время на такую глупость, – тоже усмехнувшись ответил я. – Я уже и забыл о нём… Там себе ребята такие полотна на плечи кололи!.. Я себе тоже чуть плечо не испортил… Решил наколоть силуэт нашего корабля… Слава богу, в нужное время хорошего мастера не оказалось… А так бы всё плечо было синее… А потом опомнился… Какой к чёрту корабль мне, филологу, и в пантомиме тоже. Такое плечо пришлось бы прятать или гримировать. А вот якорёк всё же набил… Ума хватило…
– Мать сразу не увидела… – перебил меня папа, – а утром к тебе заглянула, ты спал ещё… Смотрю, плачет…
Отец замолчал, посмотрел на меня и снова отвёл глаза.
– Теперь уже ничего не сделаешь… – не сразу сказал я. – Если выжигать, так ещё хуже будет… Пап, он же маленький. Даже не сразу видно, что это якорь… Я к нему отношусь как к родимому пятну…
– А ты на пантомиму снова пойдёшь? – спросил он, взглянув на меня.
– Да… Обязательно! – ответил я, почувствовав напряжение в вопросе. – Там ждут. В студию новые ребята пришли. Мне писали оттуда… Сергей Везнер, он тоже филолог, тоже на флоте служил, теперь в студии… Он очень интересный человек… Да я писал вам об этом…
– Хорошо, хорошо, сынок, – сказал отец и опустил взгляд на руки, лежавшие на столе.
Я увидел, что он волнуется и не знает, как сказать то, что хочет. Тогда я тоже заволновался.
– Понимаешь, сынок… Когда четыре года назад ты решил поступать на филфак, мы с мамой не возражали. Филфак так филфак… В конце концов сможешь работать в школе, если не пойдёшь в аспирантуру и не останешься в университете… Благородный учитель… Это прям классика. – Отец невесело усмехнулся. – Как в кино «Доживём до понедельника»… Но мы так думали четыре года назад… Тогда всё было по-другому… А сегодня… – Отец помолчал и поиграл желваками. – Сегодня я за маслом ездил в Кировский район, там мне его оставили по особой договорённости, а сигареты уже два месяца курю без фильтра. С фабрики привозят… Я лет пятнадцать назад думал, что такую дрянь больше курить не буду никогда. А теперь и такие в радость… А ты там не закурил?
– Нет, что ты! – ответил я и помотал головой как школьник.
– Дело твоё… Но лучше не надо… – Отец снова помолчал. – Короче говоря, я думаю, что через четыре года, когда ты будешь заканчивать университет, твоё филологическое образование будет… Вообще непонятно, что будет через четыре года. Одно ясно… Учителем словесности в школе мужику будет не прожить… Помнишь фильм «Доживём до понедельника»?
Я кивнул.
– Там учитель, очень благородный человек, который, судя по всему, старше меня, живёт с мамой. Вдвоём. Ни семьи, ни детей… Одна мама и большая квартира. Так, конечно, жить можно… Но я бы не хотел, чтобы мой сын… Старший сын так жил… Да и не получится так… Будешь учителем, квартиру тебе будет взять неоткуда, а в этой ютиться вместе с нами – перспектива… ниже среднего…
Отец встал, подошёл к чайнику и с жадностью сделал несколько громких глотков. Я молчал. Он вернулся и сел на место.
– Когда я заканчивал политех, у меня уже были мама и ты. Жили мы, сам помнишь…
Я прекрасно помнил, что жили мы с отцовскими родителями, моими любимейшими бабушкой и дедушкой, которые работали учителями в школе. Квартира та состояла из трёх комнат, одну из которых занимала горбатая маленькая и страшная, как Баба-яга из киносказок, старуха. Такое называлось – жить с подселением. С той старухой мы все делили туалет, ванну и кухню. Самые ранние воспоминания детства были связаны со страхом старой горбуньи. Мимо её комнаты я старался пробегать как можно скорее. Из неё пахло затхло и тяжело. В двух остальных комнатах размещались: в проходной – бабушка с дедушкой, а в крошечной спаленке – родители и я. Мне там обычно было весело. Любимые дедушка, бабушка, мама, папа и я – все вместе. Что может быть лучше? Не было бы страшной старухи, вообще было бы прекрасно. Так я прожил первые свои шесть лет жизни.
– Я тогда с ума сходил, – продолжал отец. – Так можно было жить всю жизнь, и никаких перспектив. А многие так и жили. Но я-то так не хотел… Так что как только появилась возможность аспирантуры, я уцепился за неё зубами… Это был шанс вырваться… Мама всегда меня поддерживала… Мы поехали в Питер… Думаешь, не страшно было? Тебя с собой потащили… Но я знал. Я знал… Три года аспирантуры, потом защита и я – кандидат наук. Понимаешь? А потом квартиру дадут. Обязательно. Надо было потерпеть. Мы терпели. Отец нам всегда старался помочь. Сколько он сам получал? Ерунду. Но всё, что мог, присылал постоянно… Я столько лет работал… И казалось – всё! Теперь поживём как следует… А сегодня за маслом ездил в Кировский район. Понимаешь?
