Читая роман, я не мог себе представить, как можно сделать спектакль языком пантомимы по такой книге… По какой главе? Части? По какой сюжетной линии? Понять такое я был не в силах. Режиссёр, способный на такое, казался мне магом и волшебником… Потому что необходимо было именно чудо… Роман я домучил к утру.
На тренинг в ДК ВОГ я приехал заранее, но первым не оказался. Сергей вовсю уже разминался, сидя на полу. Мне сразу вспомнился Валера Бальм, преданный искусству пантомимы одинокий парус, совершенно скрывшийся из глаз, затерявшийся в океане жизни.
Я поспешил переодеться и присоединился к Сергею.
– Слушай, покажи мне, как ты делаешь шаг Марселя Марсо, – попросил я Сергея сразу после приветствия. – У тебя он какой-то необычный. Ты что-то в него добавил. Я не могу уловить что.
– А-а-а, заметил?! – радостно улыбнувшись, сказал Сергей. – Смотри ещё раз и улавливай.
Он добавил едва заметный более округлый перекат с пятки на носок, и шаг стал от этого плавнее и практически перестал быть прерывистым. Я захотел это повторить, но у меня не получилось. Этот мизерный перекат требовал твёрдости и усилия. Его обязательно нужно было разрабатывать. С наскока было не усвоить.
Я хотел немедленно заняться освоением этого нового элемента, но тут стали приходить остальные студийцы. А потом пришла Татьяна с каким-то молодым человеком.
Человек тот был, если и старше меня, то совсем немного. Одет он был в какие-то тёмные брючки и белую рубашку с закатанными по локоть рукавами. Худенький, почти тщедушный, невысокий, то есть самую малость выше меня, с острым лицом, на которое была надета деланая многозначительная улыбка. Татьяна говорила с ним как с коллегой.
Девочки, увидев Татьяну и молодого человека, обрадовались, защебетали, побежали здороваться. Несколько парней тоже проследовали для приветствия. Мы с Сергеем подошли последними. Сергей поздоровался любезно, коротко и тут же отошёл.
– Вот, Гена, познакомься. – И Татьяна представила меня человеку в белой рубашке. – А это Геннадий, наш режиссёр, – представила мне режиссёра Татьяна.
Мы пожали друг другу руки. Рука, которую я пожал, была прохладная. Геннадий улыбался. Я, наверное, тоже.
– Можно на «ты»? – спросил Геннадий.
Я кивнул и сказал, что можно.
– Тогда по сути, – продолжил Геннадий. – Я тут поставил спектакль. Спектакль уже закончен, готов. Мы сейчас просто стараемся его наиграть побольше. Накатать к премьере… но Татьяна Александровна меня попросила тебя в спектакле занять… Это сейчас будет сделать трудно, но я подумаю… Сейчас во время тренинга посмотрю и подумаю…
И он посмотрел на меня, как гусары или кавказские князья, наверное, смотрят на коней.
– Да, сейчас короткий тренинг, – сказала мне Татьяна, – а после посидишь, посмотришь, что мы тут наваяли.
Потом Татьяна начала тренинг. У меня после первого занятия болели почти все мышцы. Но я радовался этой боли и работал с удовольствием. А Геннадий уселся у стены и внимательно смотрел на меня, явно что-то оценивая и прикидывая. Татьяна периодически к нему подходила, и они шептались.
Мне этот Геннадий сразу стал не симпатичен. Хотя Татьяна вела с ним себя весьма доверительно, да и сам он был любезен. Просто мне не понравилось, мне стало неприятно оттого, что в моей родной студии появился какой-то Геннадий, ведёт себя по-хозяйски и на равных общается с моим учителем, с моей Татьяной. Он о чём-то будет на мой счёт думать и что-то решать… А я, как ни крути, старейший член этой студии.
Тренинг Татьяна провела быстро, сжато и отозвала меня в сторону, в то время как Геннадий собрал остальных на маленькой сцене Дома культуры. Вёл он себя со всеми по-свойски, всех хорошо знал, и все определённо хорошо знали его. Татьяна отвела меня в дальний от сцены конец зала, и мы присели рядом.
– Гена – интересный режиссёр, – вполголоса начала она. – Я давно мечтала найти режиссёра для нашей студии… И вот он появился. Гена мой студент. Он с первого курса заинтересовался пантомимой и придумал спектакль… Мы долго репетировали… Сейчас посмотришь… Но только в этот раз без музыки и света… Но ты и так всё поймёшь… Спектакль уже готов, поэтому мы сможем вставить тебя только в массовые сцены… Но это всё равно важно. Это тоже опыт и хорошая школа… Следующий спектакль начнёшь репетировать со всеми сразу, и будет большая, сложная роль. У Гены уже есть идея для следующего спектакля. А этот спектакль называется «Плаха». Гена придумал его, когда читал Чингиза Айтматова…
– Я прочёл этот роман, – вставил я.
– Какой роман? – не поняла Татьяна.
– «Плаха», – коротко сказал я.
– А зачем ты его читал? – спросила Татьяна.
– Чтобы быть готовым к репетиции…
– Наш спектакль не по этому роману, – растерянно сказала Татьяна, – наш спектакль по легенде о манкурте… Это кусочек из романа «Буранный полустанок». Гена просто решил назвать этот спектакль «Плаха». Он видит в этом смысл.
Я вспомнил толстую книгу с завораживающе красивым названием «Буранный полустанок», которую пытался читать ещё в школе, и мне стало тоскливо. Я не хотел читать ещё один роман Чингиза Айтматова. Я хотел радоваться жизни. Не прошло и десяти дней, как я вернулся домой.
– Это совсем короткая легенда о том, как из людей делали манкуртов. Захватчики уводили пленных, жестоко их истязали… От невыносимых страданий многие умирали, только некоторые выживали, но теряли память. Таких людей называли манкуртами. Они были идеальными рабами. Человек, который не помнит своего имени, родины, родителей, ничего – это идеальный раб. В легенде у Айтматова такой манкурт убивает свою мать… Это вкратце. Подробнее сам прочтёшь.
Я был благодарен Татьяне за этот короткий пересказ, потому что понял, что мне его вполне достаточно.
А потом я посмотрел рабочий прогон спектакля. Геннадий отдал какие-то указания, все студийцы заняли каждый своё место на сцене, он тоже сел на стул в зале и скомандовал: «Начали».
Вначале, как я помню, все лежали, укрытые какой-то марлей. Потом под марлей начались пульсирующие движения. Они всё усиливались и нарастали…
– Так, так, не спешим, – громко говорил Геннадий, – жизнь зарождается, не спеша…
Я понял, что пульсация под марлей – это возникающая жизнь, и мне это сразу кое-что напомнило… Потом из-под марли «проросли» руки, потом головы, потом ещё что-то «проросло»… Вслед за прорастанием полетели птицы… То есть в том или ином виде был воспроизведён тот самый номер, который мы делали ещё в студии Института пищевой промышленности, тот самый, что мне делать было неприятно и который я считал формальностью, необходимой для сохранения студии.
А на сцене в спектакле «Плаха» в конце концов из всего набора пластических штампов и клише появились люди. Эти люди зажили счастливо, но недолго… Счастье на сцене закончилось тем, что пришли злые завоеватели, во главе которых был Сергей Везнер… Мне неудобно стало смотреть на происходящее на сцене, где мой друг, умный, интересный человек, единомышленник… Делал глупости.
