Полицейский не может шевельнуться. У него пульсирует в горле. Он не может сглотнуть. Он сражался в Бельгии в составе Шотландских серых
[43]. Он видел куски людских тел, куски детских тел, оставшиеся от них куски, сожженные куски. Тогда он молился богу, которого все еще боялся, но больше не любил. Он молился о том, чтобы ему никогда, никогда больше не пришлось увидеть такое. Но теперь он это видит.
Глава 7
Понедельник, 2 декабря 1957 года
Фасад булочной в Бриджтоне бледно-желтый, над витриной голубыми буквами написано: «Выпечка и молочные продукты Уотта». Бумажные жалюзи за стеклом слегка светятся.
Уотт открывает переднюю дверь с помощью собственного большого набора ключей, и Мануэль, пошатываясь, входит вслед за ним. В магазине темно, но из заднего кабинета льется свет – там Джон подсчитывает дневную выручку.
– Джон! Это я! Со мной… – Он не знает, как назвать Мануэля. – Со мной товарищ!
Брат отвечает не сразу, хотя должен был слышать, как они вошли:
– ПОДОЖДИ!
Голос Джона унылый и раздраженный.
Уильям знает, что ему не следовало никого приводить сюда в такое время суток, когда пересчитываются деньги.
– Джон?
– ПОДОЖДИ!
Уотт и Мануэль стоят в темном магазине, глядя на пустые стеклянные полки, покачиваясь, как пара опоздавших идиотов-покупателей. Оранжевый уличный свет пульсирует, проникая сквозь жалюзи. Мануэль вынимает свою пачку сигарет. Уотт говорит, что тут нельзя курить. Мануэль сердито поворачивается к нему, но как раз в этот миг Джон выходит из заднего кабинета.
Он – стройная версия Уильяма, самый младший из трех братьев Уоттов. Он стоит в дверях и смотрит на них.
В компании кого-то трезвого Уильям и Мануэль осознают, насколько они пьяны.
Уотт неловко поднимает прямую руку и показывает вбок.
– Джон! Это Питер Мануэль, о котором ты столько слышал. Он собирается мне помочь. У него совершенно новая точка зрения на дело Бернсайда.
Подбородок Питера опущен. Он глядит на Джона снизу вверх, как боксер на афише. Джон не такой способный бизнесмен, как Уильям, он не может видеть на три хода вперед, но компенсирует это упорным трудом. Сейчас конец его обычной пятнадцатичасовой рабочей смены, и он устал. Он не может скрыть свое недовольство тем, что Уильям явился с пьяным ловкачом, который заявляет, что в нем случайно проснулась совесть.
Уильям пытается снова продать свою новость.
– Этот молодой человек… Великолепный парень. Писатель, ни больше ни меньше!
Мануэль покачивается от удовольствия, услышав такое описание, усмехается и медленно моргает. Но, похоже, Джону все равно не нравится вид Мануэля.
Уотт свистяще шепчет, обрызгивая слюной своего трезвого, соблюдающего личную чистоту брата:
– Он знает, кто совершил убийства! Он расскажет нам, что случилось и как мы сможем заполучить револьвер.
Джон говорит измученным голосом:
– Почему ты здесь, Билл?
– Нам нужен свидетель. Питеру есть что рассказать о деле Бернсайда…
– Это ПРАВДА! – заявляет Мануэль.
Уотт колеблется. Такое заявление само по себе подрывает доверие. Он вдруг сомневается, насколько хорошо все пройдет и поступил ли он мудро, бросив вызов Дэнди Маккею и перехватив у него Мануэля.
– И еще мы здесь, чтобы получить деньги, – добавляет Мануэль.
– Да, – говорит Уотт. – Чтобы получить деньги для Питера, здесь. За его труды. Он может рассказать нам, где револьвер, Джон.
Тот наблюдает, как Питер вытаскивает сигарету из пачки и засовывает ее за ухо для того, чтобы после быстро извлечь. Потом переводит взгляд на Уильяма.
– Похоже, ты вдребезги пьян, Билл.
Это смущает Уотта, и он смеется. Он не может придумать, что ответить. Джон говорит, что должен закончить дела, так почему бы им двоим не пойти в «Глениффер-бар», а он заглянет туда через полчаса.
Уильям съеживается.
– Мы слегка прячемся, – отвечает он.
– От кого?
Уильяму не хочется говорить о Дэнди Маккее. Тогда все стало бы выглядеть очень серьезным, и Джон поднял бы из-за этого большой шум.
– От недостойных парней, грубой компании.
– Ну, в «Глениффере» с вами ничего не случится. Там только местные.
– Они нашли нас в «Степсе», но мы удрали.
Джон думает, что ослышался.
– Они познакомились с вами в «Степсе»?
– Нет, они нас там нашли.
– Они искали вас и нашли там?
Уильям кивает. Никто из важных людей никогда не ходит в «Степс». Это уже кажется серьезным.
– Мы просто должны выслушать его историю.
Джон не знает, чего от него хочет Уильям. Он бросает взгляд на дверь своего кабинета, напоминая брату, что в этот день доходы от всех пяти их магазинов лежат там, на столе, ожидая подсчета. Ему нужно, чтобы они ушли. Джон пожимает плечами.
– Ничего с вами не случится за двадцать минут.
Больше ничего нельзя поделать. Уильям кивает Мануэлю, и они поворачиваются к двери. Уотт открывает ее, и Мануэль проскальзывает под его рукой на улицу.
Уильям оглядывается на своего благоразумного брата. Джон, возводя глаза к небу, машет, чтобы тот уходил, но Уильям кивает, настаивая: пошли со мной, это хороший план. Уильям – сплошные планы. И большинство из них хорошие.
Дверь за ними закрывается, и их обволакивает морозный воздух.
Уильям видит, что Джон скептически относится к его идее. Уильям тоже скептичен, но меньше. Мануэль может достать им револьвер, и он – писатель. Он расскажет им хорошую, достойную доверия историю.
Уотт сверху вниз смотрит на свое спасение. На мгновение он видит Мануэля глазами Джона: дешевая обувь, изношенная куртка, головного убора нет, зубы плохие. Мануэль кажется маленьким, отчаявшимся и бесчестным, когда достает из-за уха сигарету и зажигает ее. Он оглядывает улицу в поисках «Глениффер-бара».
Уотт показывает на другую сторону улицы, и они идут туда. Он оглядывается назад, на свой магазин. Окна тепло светятся, краска и стекла чистые. Это его радует.
Сейчас у Уотта пять магазинов. Дела в них идут очень успешно, потому что пирожные там больше, чем у всех других. С пайками покончено три года назад, но женщины-покупательницы привыкли считать каждую унцию. Они знают, что здесь получают много, они видят это собственными глазами. Они выстраиваются в очередь у дверей, чтобы сделать покупку в магазинах Уотта. Там чисто, но сама пекарня – кишащий насекомыми сарай на заднем дворе. Приходится выставлять корзины наружу во время дождя, а дождь идет почти всегда.
