Гиллис монотонным голосом очень деликатно спрашивает мистера Даудолла, не будет ли тот любезен рассказать суду, как он познакомился с мистером Мануэлем в связи с убийствами в Бернсайде? Так задумано представить историю, которую Даудолл хочет рассказать.
И тогда он начинает.
Сперва Даудолл описывает мистера Уильяма Уотта в ту пору, когда тот был посажен в Барлинни
[15] за убийство своей жены, дочери и свояченицы миссис Маргарет Браун. Мистер Уотт был – Даудолл колеблется, прежде чем произнести это слово, но все же произносит его – безутешен.
М. Дж. Гиллису не нравится слово. Он не думает, что присяжные его поймут. Он просит у Даудолла пояснить.
– Он был очень расстроен, – говорит тот. – Мистера Уотта обвинили в ужасающих преступлениях. Его имя появлялось во всех газетах, день за днем, а потом он очутился в тюрьме. Полиция была убеждена в его виновности.
– А вы?
Все юристы в комнате неуютно шевелятся, услышав этот вопрос. Он неуместен. Мнение Даудолла может изменить точку зрения суда, но слухи и мнения не могут послужить причиной для апелляции, во имя всего святого!
Как ни странно, лорд Кэмерон позволяет Даудоллу ответить.
– Думаю, если б я выразил свое мнение, оно могло бы ввести в заблуждение.
Теперь Даудолл ощущает, как остальные юристы в комнате излучают благодарность. Он находчиво спас их всех.
Тогда юрист добавляет:
– Конечно, с точки зрения закона я не мог бы изображать кого-либо невиновным, если б знал, что он виновен.
Он подступил к самому краю законного. Теперь юристы его любят.
Густые брови лорда Кэмерона вздрагивают в понятном восхищении. Юристы любят ходить на цыпочках по минному полю, любят блестящую навигацию в «серой зоне»
[16].
Стоя на свидетельской трибуне, Даудолл ощущает уважение своих товарищей, как поглаживание теплой руки, проводящей успокаивающие теплые круги по его спине.
М. Дж. Гиллис с полуулыбкой просит его вернуться к рассказу, и Даудолл продолжает:
– Мистер Уотт знал, что полиция больше никого не ищет. Он знал – кто бы ни убил его семью, этот человек все еще на свободе и может снова нанести удар. Поэтому он начал собственное расследование. Стал «детективом», если вам угодно.
– И каким образом?
– Он дал знать через меня, что расследует дело Бернсайда и готов выслушать любого, у кого есть информация.
– И люди приходили с такой информацией?
– Да. Всю информацию, собранную по крупицам, мы немедленно передавали полиции. Мистер Уотт начал задавать вопросы, пока еще был в тюрьме Барлинни, и во всех наших расследованиях рефреном повторялось одно имя: Питер Мануэль.
М. Дж. Гиллис хмурится, делая вид, что сбит с толку.
– Рефреном?
Гиллис и в самом деле думает, что присяжные тупы. Он знает их лучше, чем Даудолл. Возможно, он прав.
– Мистера Мануэля в связи с этим случаем упомянули несколько человек.
Теперь речь идет о молве, поэтому Даудолл смягчает свои высказывания.
– Но тюрьмы полны слухов. Пока я не получил письмо от мистера Мануэля, мы не воспринимали эти слухи всерьез…
Даудолл не должен упоминать, что Мануэль написал ему из тюрьмы, где отбывал срок за кражу со взломом. Это упоминание стало бы пагубным. Даудолл отправился повидаться с Мануэлем потому, что в любом случае посещал Уотта в Барлинни, поэтому – какого черта?
– О чем написал вам мистер Мануэль?
Теперь Даудоллу приходится ступать осторожно. Мануэль просил его прийти и быть его юристом. Говоря откровенно, Даудолл связан конфиденциальными отношениями клиент – юрист и не должен был никому рассказывать того, что рассказал.
– Мистер Мануэль прислал мне письмо касательно одного вопроса, но в заключение заявил, что у него есть информация о другом моем клиенте, которого пресса описывала как «разностороннего спортсмена».
– И вы посчитали, что под этими словами подразумевается мистер Уотт?
Присяжным такое может показаться маловероятным, потому что Уотт – большой толстый мужчина, поэтому Даудолл объясняет:
– Мистер Уотт в юности был участником Горских игр
[17]. Его упоминали как «разностороннего спортсмена» в газете всего за неделю до того, как я получил письмо, поэтому я решил, что речь идет о нем.
– Письмо все еще у вас?
– Боюсь, я его не сохранил.
То письмо – проклятие для Даудолла. Из него ясно следует, что Мануэль просит его явиться в Барлинни в качестве своего законного представителя.
Мануэль хотел, чтобы Даудолл подал безнадежное прошение о том, чтобы заключенного выпустили под залог. Даудолл сказал, что это бессмысленно, но Мануэль настаивал, чтобы прошение все-таки было подано.
Даудолл знает, как выглядят невинные люди: он все время смотрит Гиллису в глаза. Он заставляет себя сделать вдох и медленно моргает.
– И поэтому вы отправились повидаться с мистером Мануэлем?
– Да.
– И что он сказал?
– Наша первая встреча была короткой. Мистер Мануэль рассказал мне, что мистер Уотт невиновен. Он сказал, что знает человека, который на самом деле совершил убийства.
Со скамей для публики доносится общий вздох. Присяжные пишут в своих блокнотах. Гиллис принимает позу и позволяет всем как следует уяснить это заявление.
– И что вы ответили мистеру Мануэлю?
– Я убеждал его пойти в полицию и рассказать все там.
– А он что на это ответил?
– Ну, мистер Мануэль не захотел так поступить.
– Почему?
– Он указал на то, что он не самый большой поклонник полиции.
– Как именно он на это указал?
Гиллис серьезен. Он надеется, что Мануэль кому-нибудь угрожал.
– Мистер Мануэль выразил свою враждебность к полиции… – Даудолл колеблется, подбирая слова, – в неизящном, связанном с деторождением предложении из трех слов.
У зала уходит мгновение, чтобы услышать про фразу из трех слов. Внезапная приливная волна ломающего напряжение смеха: «ха-ха-ха!» проносится по залу суда. Похоже, здесь присутствующие будут повторять этот диалог другим, но никто больше не сочтет его хоть сколько-нибудь смешным. Для присутствующих это препотешно, потому что они мысленно слышали: «В п…ду полицию!» на официальном заседании, потому что окровавленные одежды и оружие и лифчик лежат на демонстрационном столе, потому что они едва сидят на своих местах.
