– Боже, надеюсь, что их корабль не с атомным двигателем, – выдохнула Собески.
– Да нам уже будет все равно, какой у них двигатель, – проворчал шериф.
– Нет. Не все равно, – хлопнул его по плечу Джонсон. – Тони, сколько у нас времени?
– Если повезет – сутки. Может, чуть больше.
– Проклятье! Так, Миша, Оливия, мне нужна ваша машина! И ваша помощь! Немедленно!
* * *
Он не спускался в это подземелье уже очень давно. Просто, не было такой необходимости. Да и рисковать быть лишний раз замеченным не хотелось. Пусть бы жили себе выжившие и дальше в блаженном неведении, что же таится под складами между двумя озерами, Ближним и Дальним. Но теперь ведь все иначе. Теперь обстоятельства повели его в этот склеп, где притаился тысячеглавый убийца-дракон, как в той старой песне. Сапрыкин поставил масляную лампу и открыл большой серый ящик. В пенопластовой таре сверкнул десяток детонаторов. Точно таких, как в том черном кейсе. Армированные титановым кожухом и с красными колпачками. Он вынимал их поочередно и рассматривал количество жидкости. Затем возвращал на место. Они такие же, как тот китайский. Что не удивительно, если учесть, от кого Китай унаследовал когда-то ядерные технологии.
– Твою мать, – проворчал Сапрыкин, вернув последний детонатор на место. – Максимум – полчаса.
Он какое-то время смотрел на капсулы, затем вытащил ту, что с минимальным временем реакции. Десятиминутную. Положил ее в нагрудный карман и двинулся дальше, подобрав лампу. Дойдя до очередной двери, набрал шифр кодового замка. Следующее хранилище. Свинцовые ящики.
– Привет, ребятки, – вздохнул майор. – Не хотел вас будить. Никогда. Но, похоже, без вашей помощи никак.
Он распахнул один из ящиков и извлек оттуда предмет, очень похожий на десятилитровый армейский ранцевый термос, для переноски горячей пищи. В верхней части синяя заглушка. Сам корпус защитного цвета и небольшая строчка с буквами и цифрами на боку. Евгений внимательно прочитал ее и удовлетворенно хмыкнул:
– Три килотонны. Этого хватит.
* * *
Короткое камчатское лето неумолимо приближалось к концу, и дни становились все короче. Жанна пришла на берег бухты, уже когда стемнело. Узкая полоска пляжа между самой бухтой и озером Зеркальным тянулась на три с небольшим сотни метров на север. Именно там она и увидела внедорожник, поняв, что Сапрыкин явился на место условленной встречи раньше, чем договаривались. Подойдя ближе, она увидел, что он уже извлек из камышей свой гидроцикл и закончил крепить на сиденье прямо перед собой какой-то предмет. Гидроцикл покачивался на воде и теперь Евгений просто сидел на нем верхом, положив одну руку на тот странный предмет, а другой держась за руль. Мотор тихо урчал на холостых оборотах.
– Слушай меня внимательно, девочка, – проговорил он, как только Жанна подошла. – Забери машину. Я там оставил «Винторез». Оставь его себе. Там же патронов к нему куча. Это теперь все твое.
– Я не поняла, – насторожилась Жанна. – Ты к чему клонишь, дядя Женя?
– Не перебивай и слушай дальше. В ближайшие сорок минут сделай так, чтоб никого не было на берегу. От сорока минут до часа, никто не должен смотреть в сторону их корабля. Даже в сторону бухты никто не должен смотреть. Иначе ослепнет.
– Что?!
– Сделай это, очень прошу.
– Ты, старый пень, совсем из ума выжил?! Что ты задумал?!
– Не лучшие слова для прощания, ну да ладно. Сейчас действительно не до сантиментов. Запомни мои слова и сделай, как я просил.
Она шагнула в воду.
– Это то, о чем я думаю?! – крикнула Жанна, указывая на закрепленный перед Сапрыкиным предмет. – Отвечай!
– Больше они не подвергнут Вилючинск обстрелу. Да. Это то, о чем ты подумала. Прощай.
Гидроцикл рванулся вперед, окатив Жанну возмущенной соленой водой Авачинской бухты.
– Стой! Остановись, безумный! – отчаянно закричала она вслед быстро удаляющемуся Сапрыкину. – Идиот!
Но все тщетно. И тогда Жанна бегом бросилась к машине.
* * *
Андрей сидел у костра и равнодушно глядел на пляшущие языки пламени. Это умиротворяло, и все мысли будто сгорели в этом огне. Впервые за долгое время он чувствовал абсолютный покой и полное равнодушие ко всему. Он даже не услышал за этим умиротворением звука мотора машины и скрипа ее подвески. Даже не услышал, как к костру подбежал Александр Цой.
– Андрюха, они вернулись.
Жаров продолжал молча смотреть на пламя.
– Да очнись ты уже! – Александр зло толкнул друга. – Миша с Олей вернулись! И американец этот с ними. Джонсон!
– Мне какое дело? – безучастно проворчал Андрей.
– А ты пойди их послушай. Ты тут горюешь о двенадцатимегатонной бомбе, а в любой момент может рвануть на все двадцать!
Жаров вдруг почувствовал жуткий озноб, несмотря на близость костра. Он поднял взгляд и уставился на Цоя.
– Что ты сказал?
* * *
Соленый прохладный воздух бил в лицо. Почему-то раньше он не обращал на это внимание. Воспринимал как данность пряный вкус моря и этот кристальный воздух, чистый как детство. Но сейчас он замечал это все с особой остротой, прощаясь и с родными сопками и с вершинами вулканов и с волнами бухты и с этим воздухом, каждая молекула которого будто криком кричала ему, моля остановиться и вспомнить, что жизнь прекрасна. Но Евгений Сапрыкин уже принял решение. И обусловлено оно было отношением к жизни. Он хотел, чтоб его соплеменники вернули себе право на жизнь. Хотел, чтобы жили дальше ребята из квартета, Жанна и ее дети и братья. Он хотел, чтоб дальше жили гости этой земли, прибывшие с Алеутских островов: Карл, Рон, Дерил и все остальные. И эта красивая пара – Миша и Оля. Пусть все живут. Но ведь не все так просто. И среди родных сопок, вод Авачинской бухты и в этом прекрасном солоноватом воздухе в данный момент находится огромный корабль, который сейчас, в ночной темноте, весь мерцает огнями. Будто бросает вызов всему живому здесь, на краю земли, своей иллюминацией. Они не прятались и не маскировались. Демонстрировали свое величие и презрение к людям. Им же нечего бояться. Они ведь не подозревают, что к ним приближается гидроцикл с ручным диверсионным ядерным фугасом. Три килотонны, мощность весьма скромная для ядерного оружия. Но для одного корабля этого более чем достаточно.
Да, жить хотелось. И чем ближе к кораблю, а значит к финальному мигу этой жизни, тем сильнее. Но во имя чего, когда есть шанс спасти другие жизни, и немало?
До врага уже меньше трех миль. С наступлением темноты вокруг перестали кружить катера. Корабль сейчас был совершенно одинок. Справа чернело острие полуострова Крашенинникова. Мыс Входной. Скоро он минует его. Скоро его заметят с палубы огромного корабля, над которым развевался флаг из человеческой кожи. Потом, спустя минуту или две, уже смогут разглядеть, что на привычном для них водном транспорте вовсе не один из них. Начнут стрелять. Возможно, попадут. А значит, химическую реакцию пора запускать. Десять минут. Из-за старости кислоты, быть может, чуточку больше. Главное, чтоб реакция была запущена. Даже если его убьют на подступах к кораблю и фугас, упав в воду, опустится на дно, взрыв, равный по мощности детонации трех тысяч тонн тротила, разорвет этот корабль на части. И все-таки, надо чтоб фугас был как можно ближе к кораблю и как можно дальше от Вилючинска.
