В это время из Лаврента к Турну двигался конный отряд во главе с отважным Вольсентом. Шлем Эвриала, предательски блеснув, обратил на себя внимание. С криком латиняне ринулись в погоню за юношами, поняв, что это враги.
Лес, принявший Ниса и Эвриала, был огромен и страшен своей темнотой. Колючие ветви хлестали по бокам и старались вырвать из рук беглецов их добычу. В непролазной чаще редко виднелся просвет. Крики погони раздавались с разных сторон. Видимо, недруги спешились и рассыпались по знакомым им одним тропам. К тому же мешала добыча.
Во мраке друзья потеряли друг друга. Оказавшись в безопасном месте, Нис хватился Эвриала и двинулся на его поиски. Ориентируясь по крикам, он набрел на поляну и сквозь кусты увидел Эвриала в окружении врагов. Пытаясь его освободить, он погиб и друга от смерти не спас, но лег на тело его своим израненным телом.
Плач
И снова Аврора, поднявшись с шафранного ложа, пролила на земные просторы зарево первых лучей. Троянские стражи со стены взглянули на ров и увидели на его насыпи копья, на них же две головы в засохшей черной крови. И вестница горя Молва тотчас на крыльях своих облетела лагерь троянцев, повергнутый в трепет, и застала несчастную мать Эвриала за прялкой
[226]. Покатился моток, распуталась пряжа, выпали спицы из рук. Несчастная с пронзительным воплем к валам понеслась, терзая седины и плачем наполняя землю и небо:
– Тебя ли я вижу, мой сын, опора старости поздней?! Из Трои горящей ты рядом со мною бежал! Ради кого не осталась в Тринакрии я? Как мог ты покинуть меня, не простившись?! Напутственных слов ты моих не слыхал, идущий на верную смерть. На поле чужом добычей ты стал прожорливых псов и птиц италийских. Мать к погребению тебя не снарядит, глаз не закроет, ран не омоет, не покроет одеждой, которую ткала ночами и днями. Где отыскать твое тело? Не для того за тобой по морям и по суше скиталась! Вот я, рутулы. Если жалости капля в жестоких душах у вас сохранилась, цельте копья в меня! Окажи мне милость, небесный родитель! Сверху направив перуны, меня порази, ибо жизнь, для меня ненавистную, не могу оборвать я иначе.
Стон катился по рядам фригийцев. По совету Илионея
[227] и Юла, который не смог рыданий сдержать, воины подняли мать и на руках в шатер ее понесли.
Турн, окрыленный удачей, воинству приказал начать на лагерь атаку. К стенам бойцы подступили, засыпая рвы и окопы. Сверху на них троянцы валили огромные камни, круша черепаху, какую италийцы сложили из медных щитов.
Над лагерем возвышалась деревянная башня. Долго италийцы к ней подбирались и гибли под градом камней, пока Турн пылающий факел не зашвырнул прямо в бойницу. Пламя, раздуваясь от ветра, охватило строение. Защитники, от огня убегая, скопились в месте одном, и рухнула башня. Казалось, что вскоре ее судьбу разделит весь лагерь.
К стенам тогда подошел Нуман, Турна сородич, и к троянцам, стоявшим на стенах, обратился с такими словами:
Снова вы под защитою стен, завоеванные дважды, и стыд вас даже не гложет, что скоро и эту потеряете крепость. Сами ли вы решили отнять невест наших си лой? Или какой-нибудь бог на погибель вас надоумил? Нет, не надейтесь найти здесь разбогатевших Атридов и Одиссея речистого, который прославлен притворством. Племя суровое мы. В реках студеных мы купаем младенцев, их для битв закаляя. Рыщем в лесах мы с малолетства, коней укрощая, и стволы молодые сгибаем для луков. Мы довольны немногим и бедную землю скребем деревянной мотыгой. У нас не знает покоя посвященное Марсу железо. Поздно пришедшая старость не ослабляет наши тело и душу. Шлем из коры покрывает наши седины. Любо добыть нам трофей варварским, залихватским набегом. Вам же праздность сестра. Ваши одежды блистают шафраном и пурпуром царским. Длинны их рукава. Душе вашей дороги пляски. Фригиянки вы, а не фригийцы! Что ж! Отправляйтесь на пир, куда зовут вас тимпаны и флейты двойные Идейской богини. Смирясь перед нашим оружьем, нам войну предоставьте.
Атака крепости (черепаха).
Со стены этой речи нехитрой Асканий внимал. До той поры юноша знал одну лишь охоту. Впервые стрелу он направил не на зверя, на мужа. Обратившись к Юпитеру с мольбою дать ему меткость, за это он ему быка обещал белого в жертву. Внял небесный отец, и лук загремел смертоносный. Стрела пробила Нуману висок, и он не услышал слов, какие ему предназначены были. Но их услышали и фригийцы, и италийцы.
– Что ж! Издевайся теперь над нашей отвагой. Вот вам ответ завоеванных дважды.
Плыл между тем, возглавляя суда тирренов, Эней по морю ночному. Он сидел на корме, рядом с Паллантом, к нему прильнувшим. Тархон, у кормила стоящий, начал рассказ о тех, кто решил помочь троянцам в войне против Турна.
