– О девы! Не по своей вине нам пришлось применить к вам мужскую силу. Я посылал свата, но он натолкнулся на высокомерие ваших отцов, оскорбивших не только нас, но и небожителей, покровительствующих браку. Вам нечего опасаться. В моем городе вы будете не прислужницами, не рабынями, а законными женами, а затем и матерями. И будут вас называть матронами. Предоставьте же повелителям не только свои тела, но и души, разделите с ними заботы по дому. Они же дарованными им богами средствами постараются успокоить вашу тоску по родительскому дому.
На многих дев эта речь подействовала, и они покорно побрели в хижины избравших их мужей. Среди них была и Герсилия, доставшаяся Ромулу. К тем же, кто упорствовал, не подпуская к себе и продолжая кусаться и царапаться, была применена испытанная лесть: упрямиц уверили, что выбор вызван внезапной страстью и единственный выход – удовлетворить ее
[292].
Тарпея
Когда говорят, что врагам
Капитолий выдала дева,
Тебя узнаю я, Адам,
Сваливший вину всю на Еву.
Не верю я басням мужским,
Я верю девичьему сердцу.
Ведет меня в Ромулов Рим
Потомок этрусков Проперций
[293].
Похищая дев, Ромул надеялся, что сабиняне в конце концов без боя признают его власть. Но царь сабинян Тит Таций был непримирим. Не поддаваясь скоропалительному гневу, он упорно собирал силы, чтобы нанести по Риму точный и грозный удар. Видя, что Ромул берет верх не только храбростью, но и коварством, Таций решил ему в этом не уступать.
Была у начальника римской крепости дочь – красавица Тарпея, жившая вместе с отцом
[294]. В ее обязанности входило приносить воду из родника под скалою. Как-то раз, когда она, босая, в домотканом одеянии, с грубым кувшином на голове, спускалась с холма, ее узрел царь сабинян Тит Таций, поивший коня. Встретившись с ним взглядом, Тарпея была охвачена ранее незнакомым ей чувством. Кувшин упал с ее головы и разбился. Она же, раскрасневшись, как мак, помчалась по склону холма, даже не по тропинке, а напрямик, через кусты ежевики.
В разорванной тунике, с расцарапанными в кровь руками явилась дева домой. И сколько ее ни спрашивали, что с ней случилось, она молчала.
С тех пор, укрывшись от всех, Тарпея оживляла в своей памяти встречу у источника, вспоминала лицо незнакомца и золотые браслеты, охватившие запястье его левой руки.
Тит Таций, давно уже думавший о том, как завладеть самым высоким и крутым холмом в излучине Тибра, также не забыл этой встречи. Через своих людей он выведал, что дева, встреченная им у источника, – дочь начальника крепости. Поведение ее не оставляло никаких сомнений, что она в него влюблена. И подослал коварный сабинянин к деве своего слугу, обещав через него взять ее в жены, если она ночью откроет ворота крепости.
«Обманет», – подумала Тарпея.
От тетушки и подруг она не раз слышала, что мужчинам верить нельзя – они ждут только случая, чтобы воспользоваться юной красотой и скрыться.
– Я согласна, – сказала дева слуге. – Но пусть царь даст залог.
– Чего же ты хочешь в залог?
Тарпейская скала.
– То, что у него на левой руке, – ответила Тарпея.
– Клянусь богами, ты это получишь, когда мы придем! – воскликнул сабинянин.
Такой клятве Тарпея не могла не поверить.
Утром, проснувшись, римляне, к своему ужасу, узнали, что их крепость в руках недругов. Римский воин, которому удалось спастись бегством, рассказал и о гибели Тарпеи. Дева, открыв ворота, спросила у царя обещанной награды. И тогда царь бросил на девушку свой тяжелый щит, а воины последовали его примеру. Ведь щиты всегда носят в левой руке. Так была заживо погребена наивная сабинянка.
Странным образом, римская традиция сохранила две версии поведения Тарпеи и, соответственно, падения крепости на Тарпейской скале. Согласно одной из них, девушкой руководила присущая женской породе алчность. Однако римский поэт времени Августа, современник Вергилия, Секст Проперций, представил юную сабинянку влюбленной и обманутой. Если согласиться с трактовкой Проперция, то за требованием Тарпеи, возможно, скрывается желание получить некий брачный символ как гарантию будущего супружества.
Союзники
Захват Капитолия сабинянами дал толчок самой опасной из войн, которые вел в своей долгой жизни Ромул. Никогда враг не подходил к Палатину так близко, как тогда. Если ранее для объявления войны римским жрецам надо было спуститься с холма, то теперь они могли это сделать, не покидая городских стен.
