— Иди ко мне! — Она протянула к нему руки, закатывая глазки.
— Одевайся. И проваливай.
— Куда проваливать? — не поняла Алла.
— Если ты сейчас не уйдешь, я тебя убью.
— Убьешь?!
Угроза подействовала, Алла начала трезветь.
— У тебя всего пять минут. Время пошло.
Он вернулся в спальню, собрал все ее вещи и вместе с чемоданом вышвырнул в холл второго этажа. А сам спустился вниз. Фикус сидел за столом, с пацанами. Его затрясло, когда появился Соус.
— Сам застрелишься?
— А что он такого сделал? — спросил Горбун.
— Алка сама к нему полезла, — кивнул Синай.
В их поведении еще не было вызова, но уже запахло бунтом на корабле. Пьяным бунтом, бессмысленным и беспробудным.
— Алки больше нет, — качнул головой Соус.
Он вовсе не хотел терять команду из-за какой-то блуди.
— Убил? — оторопело протянул Кошмар.
— Много чести.
— Не надо убивать, — сказал Горбун. — Пусть она просто уйдет. Нам всем так будет спокойней.
— Андрей, гадом буду, она сама! — Фикус приложил к груди обе руки.
Кто-то тронул Соуса за плечо. Он обернулся и увидел Аллу. Она стояла перед ним растрепанная, но уже в платье. И смотрела на него коровьими глазами.
— Мне уйти? — спросила она.
— А ты хочешь остаться?
— Ну, я бы хотела…
— Ну, оставайся!
Он схватил ее за шею, швырнул на стол. Горбун поймал ее, обнял.
— На круг? — спросил он.
— На круг, — кивнул Соус. — А утром вышвырнуть на улицу!
Пусть эта шлюха возвращается на панель, пусть корячится под своим Скунсом. Но сначала пусть она отработает бабки, которые Соус потратил на нее. А ведь она жила с ним, как сыр в масле каталась, купалась в Черном море, ужинала в дорогих ресторанах, а сколько шмоток он ей купил… Да, пусть отрабатывает. Но только до утра. А со следующего дня в этом доме будет царить сухой закон. И запрет на серьезные отношения с бабами. Только проститутки, только бессмысленный трах…
* * *
Не зря Захара терзало дурное предчувствие, не зря ему снились плохие сны. Обвинение нанесло удар точно в «солнышко». И защита сбилась с дыхания. Прокурор уличил свидетеля в ложных показаниях. Он доказал суду, что в момент, когда убивали Коломийцева, Курников Игорь Семенович находился в другом районе города и не мог ничего видеть. И судье ничего не оставалось, как завернуть дело на доследование. А Захару он назначил меру пресечения — содержание под стражей. Там, в зале суда, его и взяли под белы ручки.
— Захар, это какая-то ошибка! — Жанну трясло от возмущения.
И Зойка смотрела на Захара с бледным видом. Она тоже уверена была в том, что его ждет оправдательный приговор.
— Свидетеля оговорили! — во весь голос крикнул Жак.
Он смотрел на судью с таким видом, как будто собирался наброситься на него с кулаками. Бедняга, вжав голову в плечи, поспешил ретироваться.
— И я это докажу! — разорялся Жак.
Но Захар что-то не очень верил ему. Это Жак поставил на дохлую лошадь. Это из-за него Захар фактически признал свою вину. Да, это он ударил Коломийцева ножом. Не нарочно ударил, в бессознательном состоянии, но это сделал он, а не кто-то другой.
— Выходим!
Конвоир взял Захара под руку и повел к служебному выходу. Сначала его поместят в камеру, которая находилась в здании суда, а затем этапируют в СИЗО. Так не должно было быть, но Захар внутренне был готов к такому повороту. Невидимый враг нанес очередной удар.
— Захар, мы тебя вытащим! — Жанна потянулась за ним.
— Узнай, кто занимался свидетелем, — тихо сказал он.
— Свидетелем?.. Да, я все поняла, — кивнула она.
Шумный, всполошенный зал суда остался где-то там, на свободе, Захара спустили по лестнице в подвал, закрыли в камере.
Но не прошло и десяти минут, как появилась Жанна. Ее провели в камеру, закрыли за ней дверь.
— Прокурора перекупили, — сказала она, порывисто обняв Захара. — Этот козел мне за все ответит!
— Ответить должен тот, кто перекупил.
— Я обязательно узнаю, кто это сделал. И очень скоро ты будешь на свободе.
— Не знаю… Возможно, это наша последняя встреча.
— Не говори так!
— А это значит, что нужно, как в последний раз!
Захар зажал Жанну в угол, который не просматривался через глазок, залез к ней под платье. Она подалась к нему, забросила на него ногу.
На свободе секс — дело добровольное и далеко не всегда обязательное. Его можно отложить на потом, а в неволе такая роскошь просто непозволительна. Захар уже всем своим существом находился в этом зарешеченном мире. И раз уж подвернулась возможность почувствовать радость жизни, он будет полным идиотом, если упустит ее.
Он уже вошел в Жанну, когда в голову ворвалась боль. Перед глазами поплыло, закачалось, почва стала уходить под ногами. Но Захар не остановился. Он все еще болен, но ему с этим жить, и нельзя капитулировать перед болью. Особенно в такой момент, который, возможно, уже никогда не повторится…
* * *
Фикус махал руками, как будто жонглировал. В пальцах сигарета, в зубах дым; отвязанный, расхристанный.
— Ну, я подкатываю к ней и в лоб! Девушка, а можно я вам вдую?
— В лоб? — засмеялся Горбун.
Братва вышла покурить. Вчера весь день лил дождь, а сегодня распогодилось, солнышко выглянуло. В доме не сидится, поэтому толпа вывалила во двор. И Соус вышел на крыльцо. Но сигарету он достанет в машине. Ехать надо, он знал куда.
— Ну, сначала в лоб! А потом чуть пониже!
Фикус рассказывал о какой-то воображаемой шлюшке, но имел в виду Аллу. Во всяком случае, так решил Соус. И в нем взыграла злость на Фикуса и на самого себя. Надо же было додуматься, бросить Аллу на круг. Ее реально до утра хороводили. Сначала она смеялась, потом плакала, но пацаны не останавливались, отвертолетили ее до упора. А началось все с Фикуса. Не должен он был входить в ванную, когда в ней находилась Алла.
— Я же сказал, днем во двор не выходить, — сказал Соус, в упор глядя на Фикуса.
— Да мы тихонько, — усмехнулся Фикус.
Он уже, казалось, не воспринимал Соуса всерьез. И правильно делал. Этого урода нужно было приглушить на месте, а Соус его простил. И еще Аллу ему на растерзание отдал. И теперь эта мразь делает правильные выводы.
— И я тихонько, — кивнул Соус.
Он подошел к Фикусу и с ходу рубанул его головой в переносицу. Фикус упал как подкошенный.
